Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые - [35]

Правда, граф Завадовский, известный бонвиван, давно пытался приударить за Истоминой. Но что за проблема, ведь там будет Грибоедов, почти брат. Ну, попьют они втроем чайку и всего-то. Васе это, конечно, не понравится. Ну, так что с того!

«Так все и сделалось, – продолжает очевидец, – она вышла из театральной кареты против назначенного места, встретилась с Грибоедовым и уехала к нему. Шереметев, наблюдавший издалека, все это видел. Следуя за санями Грибоедова, он вполне убедился, что Истомина приехала с кем-то в квартиру графа Завадовского; после же очень просто, через людей, мог узнать, что этот «кто-то» был Грибоедов».

А до этого Истомина два года была возлюбленной Шереметева. Но случилась ссора, и Истомина съехала к своей подруге. А 17 ноября Грибоедов, друживший с Шереметевым, повез балерину «на чай», и она задержалась в их с Завадовским квартире довольно надолго.

Домой Истомина вернулась поздно. Измученный ревностью Шереметев уже ждал ее. Она пыталась объясниться, рассказать, что не была с Завадовским наедине, что там присутствовал Грибоедов, что они просто пили чай… Но Шереметев уже ничего не слушал.

Взволнованный, точнее, взбешенный – он бросился к своему приятелю известному дуэлянту Александру Ивановичу Якубовичу с вопросом: «Что делать?». Якубович был лично храбрый, но беспокойный человек, с довольно странным взглядом на некоторые вещи.

– Что делать? – сказал он. – Это очень даже понятно: разумеется, надо драться. Но теперь вопрос в том: как и с кем? Возлюбленная твоя была у Завадовского, это раз, но привез ее туда Грибоедов, это два, стало быть, тут два лица, требующие пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно, мы при сей верной оказии составим «ипе partie саггёе», то есть четверную дуэль.

Четверная дуэль – так тогда назывался поединок, в котором после противников стрелялись и их секунданты. В результате утром Якубович передал графу Завадовскому записку от Шереметева, который требовал удовлетворения. В записке, между прочим, говорилось:

«Третьего дня Истомина по приглашению Грибоедова, пила у вас чай и очень поздно возвратилась домой. Мне это не нравится, а потому, не угодно ли вам будет сообщить, где и когда и на чем согласны вы дать мне должное удовлетворение».

– За танцорку Истомину я не дерусь! – беспечно ответил граф. – Она Шереметеву не сестра, не дочь и тем более не жена. Да и я властен приглашать к себе в гости, кого мне угодно. Так и передайте вашему другу.

– Конечно, властны, – сказал Якубович. – Но ведь вам известны были отношения Шереметева к Истоминой?

– Мне до них нет никакого дела. Если бы Истомина была женой, сестрой или дочерью Шереметева – тогда святое дело! Я принял бы его вызов, но из-за сожительниц дерутся только пьяные солдаты да денщики, а мы – дворяне, нам стыдно подражать хамским отродьям.

– Я попросил бы вас, граф, дать письменный ответ, – настаивал Якубович.

– Извольте.

И граф Завадовский на почтовом листке бумаги написал: «За Истомину я не дерусь». И отдал его Якубовичу для передачи Шереметеву.

Со своей стороны, Шереметев, поняв, что Завадовский не будет драться с ним из-за Истоминой, спросил его:

– Если из-за Истоминой вы не хотите драться, находя причину дуэли слишком ничтожной, то, позвольте спросить, что может принудить вас дать мне удовлетворение?

– Да вот, например, – ответил граф, – вызовите меня на дерзость, а потом присылайте секунданта. Это будет хотя и мальчишество, но ваша танцовщица останется в стороне.

– Хорошо-с! Я найду благовидный повод к дуэли!

И вскоре, действительно, где-то в публичном месте, Шереметев вывел графа «на дерзость». И последний выплеснул мороженое из чашки в лицо первого.

А тем временем Якубович послал свой вызов Грибоедову, которого считал более виноватым. Гусарский поручик П.П. Каверин привез письмо от Якубовича, в котором говорилось:

«Грибоедов! Пригласив к себе Истомину, ты жестоко оскорбил Василия Шереметева, а я, как друг его, не могу относиться к этому равнодушно. Каверин – мой секундант. Уговорись с ним или, приискав себе такового же, назначь сам: когда, где и на чем».

Грибоедов принял вызов со словами:

– Если угодно Александру Ивановичу, так я к его услугам.

Четверная дуэль устроилась 12 (24) ноября 1817 года на Волковом поле в Санкт-Петербурге. В два часа пополудни начался первый поединок – Шереметева с Завадовским. Секундантами выступали Якубович и Грибоедов. Вторая дуэль – уже между ними – должна была состояться после первой.

Барьер был назначен на восемнадцать шагов – с тем, чтобы противникам пройти по шесть шагов и после этого стрелять. То есть условия были самые жестокие: стреляться надо было всего с шести шагов.

Когда участники первой дуэли начали сходиться, граф Завадовский, бывший отличным стрелком, шел тихо и совершенно спокойно. Хладнокровие ли Завадовского взбесило Шереметева, или чувство ревности и злобы пересилило в нем рассудок, только он не выдержал и выстрелил в графа, еще не доходя до барьера. Пуля пролетела так близко, что оторвала часть воротника у сюртука, у самой шеи… Тогда, и это понятно, возмущение овладело Завадовским.