Дуди Дуби Ду - [50]

Когда торжество закончилось, Коля вышел на улицу и с удивлением обнаружил, что его новенькую машину угнали. Это было очень несправедливо. Милиция, приняв заявление, сказала, что будет искать, а Араик Абелович, которого Коля чуть позже стал подозревать в мошенничестве, хмурил брови и возмущался:

— Слушай, да. Как ты мог подумать, дарагой?

Вернувшись в свою маленькую комнату в полуподвальной коммуналке на Второй Брестской, Коля окончательно утратил веру в людей и в божественную справедливость. Для того чтобы ее восстановить, нужно было отомстить. А то, что мстить было некому, расстраивало Колю еще больше. Совместить воедино в своей голове две противоречащие друг другу картины не получалось, и это вызывало тревогу. Выход из критических ситуаций обычно находился всегда. А что делать сейчас, было неясно.

Поначалу он молча сидел на диване, тупо уставившись в маленькое окно, наполовину утопленное в бетонном приямке, в верхней части отсвечивавшее темным ночным небом. Поглаживая по спине своего любимого рыжего кота по имени Загрызу2, Коля размышлял о своем горе. "Вот так и я, как это окно, нахожусь сейчас между небом и землей. И почему все так несправедливо? Пойду напьюсь. Умные люди говорят, помогает", — рассудил он и пошел в магазин за водкой.

Что было потом, он помнил урывками. Кажется, он крушил в комнате мебель, ругался на кухне с соседями по коммуналке и пытался вскрыть себе вены тупым хозяйственным ножом. Потом картинка исчезла.

Как размышлял впоследствии Коля, на суицид он пойти не мог потому, что очень любил жизнь, да и сформированное за долгие годы индийское мировоззрение чуралось любого насилия над телом его носителя. Скорей всего, резаную травму на руке ему нанесли соседи и под шумок свалили все на Колю.

Очнулся он в лечебнице, с зашитым запястьем, мокрый снизу и сумерками в мозгах. Постепенно напичканный нейролептиками, пациент успокоился, хорошо себя зарекомендовал перед докторами и младшим медперсоналом. В беседах с лечащим врачом поведал о своей нахлынувшей мизантропии, о причинах, ее вызвавших, и поинтересовался, как он сам может себе помочь. Доктор посочувствовал Колиному горю, отметил позитивное стремление к самопомощи, подарил блокнот в мелкую клеточку и велел отображать в нем возникающие образы и записывать мысли, а если получится, даже стихи.

Его заветный блокнот, в который Коля записывал умные мысли на протяжении долгих лет, лежал дома. Но стихов в нем не было. Стихи Коля не писал никогда в жизни, поэтому он был несказанно удивлен, когда перед сном написал на новой странице следующие строчки и нарисовал к ним картинку, изображающую людей, спасающихся и гибнущих от тяжелой небесной кары.

Однажды

Однажды, когда здесь меня не будет,

Я вьюгой белою провою в ваши уши.

Просыплюсь чистым снегом, дорогие люди,

На ваши спины сколиозные и души.

Но знайте, было б лучше, буду гадом,

Пройтись по вам, чтоб не терять лицо,

Не снегом чистым, а хрустальным градом

Размером в страусиное яйцо.

Стихотворение Коле не понравилось, в нем пока присутствовала ненависть к людям, укравшим его машину, и, следовательно, сам он был не совсем здоров. "Надо написать еще одно", — решил он и пошел в туалет покурить и подумать над темой следующего вирша. Там он разорвал на мелкие клочки и спустил в унитаз картинку, разумно рассудив не показывать ее врачу, и, вернувшись в палату, написал следующий опус.

Вопрос к людям

Хоть это вовсе меня и не красит,

Хочется людям вопрос мне задать:

Вы меня любите так же, как вас я,

Или поменьше, ити вашу мать?

"Вот это уже лучше, — решил Коля. — Присутствует некая философская, наводящая на размышления двусмысленность". Он принял на ночь положенную половинку таблетки азалептина и уснул, довольный собой. Лечащий врач, прочитав стихи, тоже остался доволен. Он высказал предположение, что из Коли может выйти неплохой поэт, пояснил, что люди порой не подозревают о заложенном в них потенциале. Упомянул он и о стрессовых факторах, влияющих на его раскрытие, как это и произошло в Колином случае. Потом попросил у автора разрешения показать стихи своей жене и, получив согласие, переписал их себе на рецептурный бланк.

Энгельс был вторым человеком, с кем сейчас в курилке Коля поделился сокровенным о своих первых литературных опытах. В стихах Энгельс ничего не соображал, но на всякий случай сказал, что ему очень понравилось.

Выписался Коля на неделю раньше Энгельса. Он вернулся домой, к своему рыжему коту Загрызу, к любимым индийским благовониям и статуэткам древних богов, к книжкам Карлоса Кастанеды и Ошо и коллекции музыкальных записей своего идола — певца Бона Джови, из-за которого они с Энгельсом, почитателем "Led Zeppelin", чуть не переругались. Извинился перед соседями за причиненные неприятности и позвонил Арсению по поводу работы.

Встретиться договорились сразу на новом объекте, где под присмотром Маркса и было решено Колю протестировать и присмотреться поближе.

С ранних лет Коля увлекался индийской философией и религией. Некоторое время он посещал семинары и занятия по хатха-йоге, встречался с доморощенными, сверкавшими сумасшедшими глазами гуру, читал умные индийские и американские книжки. Силился постичь истину и найти справедливость, но потом, разочаровавшись в учениях, стал заниматься в одиночку, осознав, что путь к истине у каждого свой.