Дубровинский - [9]

Конечно, Дубровинский вскоре заметил слежку, И он не заблуждался насчет того, сколько ему еще осталось бродить на свободе.

В Москве Иосиф Федорович вошел в руководящую группу членов «Московского союза». Группа подобралась очень сильная. Здесь были и Дмитрий Ульянов, и Анна Ильинична Ульянова, и Марк Елизаров. В Москве оказались и товарищи по Курску и Орлу – Сергей Волынский, Лидия Семенова, Константин Минятов.

Немного позднее Николай Бауман подсчитал, что революционер-профессионал, если он, конечно, не отсиживается, а активно работает, может рассчитывать на два-три «чистых месяца», когда за ним еще нет слежки, потом месяц-другой он не столько работает, сколько играет в кошки-мышки со шпиками, потом, если вовремя не скрыться за границу, следует провал.

У Дубровинского не было «чистых месяцев». Но и в кошки-мышки ему было некогда играть. Целыми днями на ногах, из конца в конец Москвы, он организовывает новые кружки на заводах, ищет явочные квартиры, добывает литературу, пишет листовки и даже помогает организовывать стачки, подсказывая рабочим пункты их требований.

К концу 1897 года «Московский рабочий союз» был восстановлен. А в 1898 году по примеру петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» стал именоваться московским «Союзом борьбы».

Но эта реорганизация была уже проведена без Дубровинского.

12 декабря 1897 года Иосиф Федорович вместе с другими руководителями союза был арестован.

Следствие закончилось. Ни Зубатов, ни жандармы не могли похвастаться обилием сведений о деятельности Дубровинского.

В «Записке о положении дознания, производящегося при Московском жандармском управлении по делу о „Рабочем союзе“, переданном обер-полицмейстером, при отношениях от 18 декабря 1897 года и 2 января 1898 года за № 15769 и 48» о Дубровинском было сказано:

«…У рабочего Ястребова по обыску обнаружено воззвание „Ко всем московским рабочим“, от „Июль 1897 г.“, по поводу сокращения с 1 января рабочего дня. Воззвание это он получил от Иосифа Дубровинского, которого признал за посещавшего его „Петровского“, и объяснил, что видался с ним после ареста Розанова, а ранее сего Дубровинский заходил к Ястребову, один раз в октябре, но не был им принят, так как не назвал общих знакомых. Розанов просил Ястребова устроить встречу с Дубровинский, Розанову незнакомым, чтобы условиться ходить кому-нибудь одному. Он был арестован. Очевидно, Розанов и Дубровинский адрес Ястребова получили от разных лиц. Рабочий Тимофей Дроздов, у которого обнаружен один экземпляр „Царь-Голод“, признал знакомство с Дубровинским, известным ему за Николая Петровского.

По обыску у Дубровинского взято 124 экземпляра воззвания „Ко всем московским рабочим“, 36 экземпляров сработанных на мимеографе программы вопросов для опроса рабочих, озаглавленной „Вопросы о положении рабочих в Москве“, 10 экземпляров известных брошюр „Касса рабочего союза“ 1896 года и другие издания.

Кружок Дубровинского. Знакомые Дубровинского студенты Иосиф Машин, взятый по обыску без результатов, и Сергей Волынский (из Курска) объяснили сношения с Дубровинским простым знакомством, а Волынский о происхождении отобранной у него известной брошюры Плеханова „Наши разногласия“ отказался дать объяснение так же, как и Елизавета Федорова, у которой обнаружен по обыску один экземпляр печатной брошюры „Царь-Голод“.

Хотя по делу Дубровинский отказался давать объяснения и назвать фамилии, но есть сведения о сношениях его с Елагиным, также не допрошенным по известным обстоятельствам; выяснение их отношения и истинный характер роли каждого в этом обществе „Рабочий союз“ служат в настоящее время предметом исследования.

Принадлежащие „Рабочему союзу“ приборы, материалы и принадлежности для печатания. Алексей Никитин и Лидия Семенова опрошены лично об обстоятельствах перевозки из Москвы в Орел – Семеновой, а оттуда Никитиным в Курск ящиков с машиной Ремингтона и заграничным мимеографом; там они были спрятаны у Арсения Мухина, а по обыску 1 декабря обнаружены. Признав это, они дали аналогичные с Мухиным объяснения, причем о происхождении машины Никитин объяснил, что получил ее весной 1897 г., кажется в начале февраля, почему является предположение, не есть ли это тот помянутый выше ящик, оставленный у Минятовой Семеновой, который она в феврале 1897 г. письмом просила Минятову переслать в Калугу Дубровинскому.

Издание „Рабочего союза“. В отобранном у Мухина по обыску в Курске ящике Никитина с машиной Ремингтона, между прочим, оказались, кроме материалов для изготовления трафареток: 1) пачка готовых уже для печати 12 трафареток с текстом брошюры, озаглавленной „Четыре речи рабочих, произнесенные на рабочем собрании в Петербурге 1 мая 1891 г., издание социал-демократов 1897 г.“, 2) испорченная трафаретка заглавного листа брошюры „Манифест Коммунистической партии Карла Маркса и Фридриха Энгельса 1847 г.“ (1897 г.) и 3) на листе пропускной бумаги следы текста заглавного листа „Манифеста“ типографской краской, из чего следует с уверенностью заключить, что брошюра эта была уже напечатана. Кроме того, там оказалась испорченная трафаретка на шелковой сетке воззвания, отобранного напечатанным по обыску у Дубровинского, „Ко всем московским рабочим“ за подписью „Рабочий союз“, с датой „Июль 1897 г.“; к изданию „Рабочего союза“ также следует отнести отобранные по обыску у Дубровинского 36 экземпляров воспроизведенного на мимеографе издания „Вопросы о положении рабочих в Москве“ и программу их, составленную с целью сбора сведений расспросами рабочих.