Ду Фу в переводах разных авторов - [19]

Никакой "Ткачихи" во времена поэта на берегу этого озера не было, но он увидел ее. И это был уже не пруд, а Небесная река - Млечный путь. Звезда-дева - Ткачиха обитала на одной стороне Небесной реки, а на другой жил ее возлюбленный - Пастух, звезда-юноша. Один раз в году, в седьмую ночь седьмой луны, могли встречаться у Небесной реки эти небесные любовники.

Поэт все это увидел так, как было когда-то. Но действительность все же вторглась в это видение: Ткачиха стоит, в руках у нее, как и полагается, пряжа, но понапрасну ходит по небу ночной месяц: не встретится она с Пастухом.

Никакого "Каменного кита" во времена поэта в пруду Кунминчи не было. Но он увидел и услышал то, о чем читал: "В пруду Кунминчи сделали из камня огромного кита. При громе и дожде он ревел; при ветре его плавники и хвост двигались" {23}.

Все так, как рассказывало старинное сочинение. Но действительность опять вторглась в видение: не просто "при ветре" шевелились чешуя и панцирь каменного изваяния, а при осеннем ветре... Осень, реальная осень в Куйчжоу не отступала от поэта.

И эта осень уже открыто присутствует в следующем стихе. Зерна "водяного риса", цицании, - черного цвета; осенью они осыпаются и массой оседают на дно, так что кажется, будто в воде - черное облако. Об осени говорит и следующий стих - о холодной росе, блистающей в чашечках лотоса; о красной пыльце, осыпающейся с увядающих цветов.

Последние два стиха целиком возвращают к действительности, причем к действительности Куйчжоу. "Далекая крепость", - сказал поэт во втором стансе; т. е. пограничное, затерянное на самой окраине страны, укрепление - сказал он здесь. Отсюда до Чанъаня дорога открыта только для птиц. И в плену у рек и озер, заполняющих этот край, живет он один - "старик-рыбак", как назвал себя тут поэт.

8

Куньу - Юйсу... дорога сама извивается и кружит.

Северный склон пика Цзыгэ... ведет к Мэйпи.

Ароматный рис... оставшиеся не склеванными

попугаями зернышки.

Голубая павлония... осталось старое гнездо фениксов

на ее ветвях.

Вместе с красавицами собирал зеленые растения

весною, с ними переговаривался.

Вместе с сянями усаживался в лодку... вечером

только приходил в другое место.

Моя красочная кисть вмешивалась и в явления

природы.

Седая голова... пою стихи, смотрю вдаль... скорбно

поникаю головой.

Последний станс "Осеннего цикла" опять воспринимается как воспоминания. В горах, недалеко от Чанъаня, есть озеро Мэйпи. Это живописное высокогорное озеро, одно из любимых мест дальних загородных прогулок. Ду Фу в годы своей жизни в столице часто бывал на берегах этого озера, обычно с друзьями - братом и поэтом Цэнь Вэнем. Одну из таких прогулок он описал в 753 г., т. е. еще в спокойное для страны время, в стихотворении "Песня об озере Мэйпи". В данном стансе поэт как бы видит перед собой дорогу к этому озеру: упоминает места, через которые она проходит, обращает внимание на то, как она вьется по горным склонам, поднимаясь к Цзыгэфынъинь - Пику фиолетовых палат, одной из вершин хребта Чжуннаньшань, Южных гор, высящихся к юго-востоку от Чанъаня. На северном склоне этой вершины и лежит озеро Мэйпи.

Само озеро и весь его район еще во время Ханьской империи входили в границы дворцового парка, а в местности Куньу был выстроен павильон. Тут же вилась живописная горная речка Юйсу.

Поэт вспоминает, как он во время одной из своих прогулок - вероятно, той, которая описана в "Песне об озере Мэйпи", по-видимому, особенно запомнившейся ему, - видел еще уцелевшие от попугаев, во множестве водившихся в этих местах, зернышки "ароматного риса" - какого-то растущего здесь растения. Видел на огромной голубой павлонии старое, оставленное обитателями гнездо фениксов.

Упоминание о фениксах резко меняет общий тон стихотворения: оно опять уводит в иллюзорный мир. Феникс в действительности не существует: это сказочная птица китайских легенд. Но дело не просто во внесении поэтом в свое воспоминание элемента сказочности.

Древнее предание рассказывает, что люди в первый раз увидели феникса, когда ими стал править Шунь, государь-мудрец, один из Совершенных людей глубокой древности. Стали считать поэтому, что появление феникса служит знаком того, что государством управляют мудро, что в обществе царят добрые нравы, что вокруг разлито благополучие. Поэтому-то Конфуций и горевал, что в его времена "Феникс не появляется" ("Луньюй", IX), а мы знаем, что это было связано у него с осуждением правителей его времени.

Ввиду этого слова Ду Фу о том, что он по дороге в Мэйпи увидел старое, оставленное гнездо фениксов, должны восприниматься так же, как и восклицание Конфуция. В полном виде оно таково: "Феникс не появляется... Река не выносит знаки... Конец мне!" {24}.

"Река не выносит знаки" - не выносит из своих глубин то чудесное существо - "лошадь-дракон", на коже которого Фу-си, другой Совершенный человек, другой государь-мудрец древних преданий, прочитал первые в мире письмена. Появление из воды этого сказочного существа - такой же признак мудрого, благого правления, как и прилет феникса. Конфуций, наблюдая, до какого плачевного состояния правители его времени довели страну, выразил свою оценку в таких символических образах.