Другой Зорге. История Исии Ханако - [96]

По старой японской традиции проведения мероприятий, в том числе поминальных, Ханако заранее приготовила специальную записную книжку. Одзаки обошел с ней всех присутствующих, и каждый поставил свою подпись в знак причастности к произошедшим событиям: Хосокава Кароку, Каваи Тэйкити, Камияма Сигэо, Мацумото Санъэки, Наканиси Ко, Хасэгава Хироси и Токуэ Мацуэда. Последний не имел отношения к деятельности группы Зорге или к друзьям Одзаки, но прочитал сочинение Одзаки Хоцуми «Любовь подобна падающей звезде», и поскольку жил поблизости, то сегодня присоединился к ритуалу поминовения.

Возвращались все той же дорогой, которой пришли, и, выйдя за территорию кладбища, заглянули в заведение «Оноя», существующее по сей день и в силу месторасположения специализирующегося на проведении поминок и тому подобных мероприятий. Подали чай и, заняв места вокруг стола, участники похода принялись беседовать о том о сем: «бойцы вспоминали минувшие дни». Постепенно общим вниманием завладел Камияма, который имел возможность неоднократно наблюдать знаменитого разведчика в тюрьме: «Зорге надевал халат и до поздней ночи печатал. Его камера находилась прямо над моей, поэтому было очень шумно. Однако если сейчас подумать, наверное, он изо всех сил печатал апелляцию. Я думал, хорошо было бы поспешить и подать ее пораньше, потому что если не поторопиться, то ничего и не получится[66]. По-видимому, он был более чем полон энергии. <…> Мой организм не был приспособлен к заключению, в тюрьме я страшно нервничал. А он, Зорге, с этой точки зрения был необыкновенным человеком».

Несколько слов в том же смысле («Зорге был бодр и здоров») сказал Наканиси Цутому, который тоже видел «Рамзая» в тюрьме. Потом немного поговорили еще, и постепенно участники встречи разъехались по домам.

Вернувшись, наша героиня поняла, что не просто страшно устала, она была измождена. Но в то же время женщина находилась под сильнейшим впечатлением от прошедшего дня. Стараясь не растерять это ощущение, Ханако встала перед фотографией Зорге и мысленно, но подробно рассказала — доложила — ему, как все прошло. И, как только она сделала это, то услышала — конечно, не наяву, а как бы внутренне, в душе, благодарный голос Зорге. Наверно, это можно считать галлюцинацией, вызванной нервным переутомлением, и то, что «сказал» ей Зорге, на самом деле было ее собственными словами, собственными мыслями, попыткой осмыслить и резюмировать то, что она пережила в последние дни, месяцы, даже годы. Поэтому, читая речь, которую она вложила в уста Зорге, мы должны ясно понимать, что это в первую очередь мысли о войне, мире, о Зорге и о самой себе — Миякэ, ставшей Исии, Ханако:

«…Для человека самым важным является момент смерти. Мелкие человеческие изъяны перед лицом смерти не имеют значения. Что́ человек совершил, какую роль его действия сыграли в том, чтобы принести счастье людям, — вот что является значимым. Агнес Смедли — американка. Я — немец. Одзаки Ходзуми — японец. Каждый по-своему все мы любили родную страну. Как люди могут любить весь мир, если они не ценят собственной страны? Любовь — это глубокое чувство. Мы любим людей всего мира, поэтому мы любим и свою страну. Мы сотрудничаем ради этой любви и ради спасения всех народов от пожара войны.

К слову сказать, я больше всего страдаю от войны между Германией и Советским Союзом. Я люблю Германию. Это — моя страна, и я не могу ее не любить. Но, как коммунист, хочу, чтобы Советский Союз победил. Я не хочу, чтобы убивали немцев. Когда Советский Союз одержит победу в войне, обойдясь без жертв, я вернусь в Германию. Писал ли я в телеграммах, почему хочу вернуться в Германию? Нет, моих истинных намерений не знают даже в Советском Союзе. Я должен был поговорить с Гитлером. В случае, если это невозможно, я хотел бы сражаться вместе с немцами и умереть.

Почему я плакал перед Миякэ Ханако? Никто не знает. И Ханако, конечно же, не понимает. Она ни о чем не спрашивает. Она просто безусловно мне доверяет. Я ждал ответа от Советского Союза, но, ничего не дождавшись, снова изменил свое решение. Моя смерть как одного простого человека не сможет спасти немецкий народ от пожара войны. Моя задача лишь в том, чтобы Советский Союз смог одержать победу. Я работал, как мог, и я желаю, чтобы Советский Союз одним ударом сразил Гитлера и побыстрее положил конец войне. Я сообщил, когда Германия нападет на Россию. Но поначалу Сталин мне не поверил.

Да, я плакал из-за того, что началась война между Германией и Советским Союзом. Я любил Германию и потому рыдал. Находящийся в тюрьме Одзаки чувствовал то же самое, и поэтому на суде я умолял не убивать японцев. Я хорошо понимаю его чувства. Я поднялся над этой дилеммой. И вся ответственность лежит теперь на мне…»

Надо отдать должное: позже сама Ханако написала, что, хотя эти слова и врезались глубоко в ее сердце, она всегда отдавала отчет в том, что произнесла их она, а не он.

Часть четвертая. Мертвые не умирают

Второй том

Наступающий 1956 год Исии Ханако встречала в приподнятом настроении. Болезнь отступила, появились новые друзья и коллеги, а к празднику она получила поздравление от участников Общества посещения могил Одзаки — Зорге и отдельно от много помогавшего адвоката Асанума и писателя Татэно Нобуюки. Едва прошли праздничные дни, как в обеду 3 января заглянул сосед — Каваи. Ханако на Новый год подарили бутылку виски, которую она с радостью предложила гостю. Навеянный европейским напитком разговор сразу повернул в сторону событий вокруг имени Зорге в Старом Свете, и Ханако показала Каваи свежую газету с анонсом издания книги о Зорге в Лондоне. В статье сообщалась, что новинка стала настоящим бестселлером. Не в последнюю очередь благодаря тому, что написал ее бывший нацистский дипломат, член СС, служивший в 1936–1938 годах в Токио вторым секретарем германского посольства Ганс Отто Мейснер. Во время войны он служил в вермахте, был ранен на Восточном фронте и возвращен в МИД, а в 1945-м сдался союзникам и был интернирован американцами в Европе. Не получив никакого наказания, после войны Мейснер взялся за перо и уже прославился своим легким слогом. Он стал автором многочисленных полубиографических произведений, в том числе книги о Зорге, с которым, как он сам признавался, во время совместной работы в Токио находился в натянутых отношениях. В своей книге «Человек с тремя лицами» он весьма уверенно, как будто тому существовали доказательства, настаивал на том, что Зорге не казнили в Японии, а тот был тайно освобожден по просьбе Советского Союза и до сих пор жив. Вместо фактов автор привел несколько собственных соображений, подтверждающих его теорию. Главным из них было следующее: за несколько недель до оглашения вердикта о приведении в исполнение смертного приговора Зорге вдруг принялся отрицать свое немецкое гражданство и настаивал на том, что является гражданином Советского Союза. В пользу этой версии, настаивал Мейснер, говорит и то, что при казни присутствовали только японцы, и не нашлось никого, кто забрал бы тело. Зубной врач тюрьмы Сугамо утверждал, что до самого приведения смертного приговора в исполнение Зорге лечили кариес (на выбитых зубах?), а со слов портного, он чинил одежду. Еще одним доводом Мейснер называл слишком долгую проволочку с осуществлением смертного приговора — ведь после того как его вынес суд и до дня казни минуло около двух лет. Спецпосланник рейхсминистра иностранных дел Риббентропа в Японии Штамер также убежденно уверял немецких журналистов в том, что Зорге казнен не был, а возвращен Советскому Союзу.