Другой Зорге. История Исии Ханако - [118]
Зорге имел смелость обращаться к тогдашнему адвокату, изображая руками повешение, смеясь и жестикулируя, спрашивать: «Ну что, когда? Когда?»
Не выказывая недовольства, когда это касалось лично его, он беспрерывно засыпал адвоката подробными расспросами о своих бывших товарищах Клаузене и Вукеличе, особенно беспокоился об Одзаки, осведомлялся о состоянии его здоровья, спрашивал о том, как поживает его семья. Он абсолютно доверял людям из своей группы, испытывал к ним глубокую товарищескую любовь. Прокурор утверждал, что Клаузен, отвечавший за поддержание связи с Владивостоком и Шанхаем, испугавшись за себя перед арестом, несколько раз втайне прекращал радиопередачи[105]. Зорге всячески это отрицал, говоря: «Он не такой человек. Не тот он человек, что может обмануть доверие». Тот же Клаузен на суде называл его «дьяволом», говорил, что слышал, как тот хвалил Гитлера, именуя его «Спасителем Германии», а находящийся в застенках Зорге в это время, наверное, понимающе улыбался.
У единственного посещавшего его в Сугамо адвоката Зорге первым делом спрашивал о состоянии дел на линии фронта. И днем и ночью его преследовала мысль о смертельной схватке Германии и Советского Союза под Сталинградом.
Поражение Советского Союза свело бы на нет всю его прошлую работу, которую он выполнял, рискуя своей жизнью. Вероятно, он провел некоторое количество ночей в одиночной камере, ворочаясь и не в силах заснуть. Но как только из отдельных слов адвоката Зорге узнал о переломе в пользу Советского Союза, на лице его появилось выражение неприкрытой радости.
Во время их встречи он часто подносил два пальца ко рту, изображая курение, и пожимал плечами. Для него, любившего покурить, запрет на курение был необычайно мучителен.
Когда тюремный надзиратель сообщал, что пришло время заканчивать встречу, то он, с огромной силой, крепко пожимая руку, бодро говорил на прощание: «Аuf Wiedersehen», и не забывал добавить «Приходите еще».
Примером его интеллигентности, которая не могла не проявиться во время заключения, стало чтение, являвшееся его единственной радостью. Он читал не что попало — нет, он постоянно и с увлечением поглощал книги по истории. Он внимательно читал и перечитывал японскую историю на английском языке, «Мировую историю» Ранке, «Очерки по истории мировой литературы» Г.-Д. Уэльса. В то время в Токио было довольно трудно достать те западные книги, которые он хотел, поэтому адвокат ездил в Кобэ, чтобы их приобрести. В случае, когда иностранцы, проживавшие в Кобэ[106], возвращались на родину, они стремились избавиться от книг, которыми владели, поэтому изданий на европейских языках там оставалось сравнительно много.
Когда ему вручали желанные книги, он радовался, как ребенок, жмуря глаза, поглаживая золотые буквы на кожаном корешке и повторяя: «Danke, Danke».
Один раз он захотел получить альбом Дюрера, но за исключением этого случая все те сотни томов, что он прочел за три года жизни в тюрьме, были сочинениями по истории.
Вероятно, это помогало ему еще раз подтвердить правильность своего взгляда на мир, определить значение своих поступков в масштабе мировой истории и подготовиться к надвигающейся смерти.
Во время слушания дела на суде Зорге говорил по-немецки, а переводчик последовательно переводил на японский.
Когда верховный судья спросил его, что побудило его стать коммунистом, он ответил — «воодушевление»:
«Я воевал в Первую мировую войну, сражался на Восточном и Западном фронтах, несколько раз был ранен, на себе испытал несчастья войны. Война… В конечном счете это не что иное, как столкновение капиталистических обществ. Я верю, что для устранения людских несчастий нет иного пути, кроме как уничтожение капитализма».
Он не пытался ни слова сказать в свою защиту, по собственной воле возложил всю ответственность на себя, и продолжал просить пощадить других подсудимых.
15 марта 1944 года[107], кроме жандармов в форме, на безлюдном заседании Токийского суда не было ни одного человека.
Серый пиджак, красные кожаные туфли. И стрелки на брюках — настоящий Зорге. Одзаки в хаори и хакама. Обоим подсудимым выносится обвинение.
«Подсудимые приговариваются к смертной казни», — сообщает верховный судья.
«Todesstraf», — переводит переводчик.
В тот момент выражение лиц обоих ничуть не изменилось. Было 11 утра.
Одзаки тихо и безмолвно покинул зал суда. Вслед за ним за дверью скрылась широкоплечая фигура Зорге. Металлические заклепки на еще колеблющейся двери слабо поблескивали, как блестит бледный солнечный свет, проникающий зимой через стекло.
1949 год
Приложение 2
Исии Ханако о последнем дне Зорге
Из журнала «Мировая политика и экономика» (1976. Май)
Прошло уже более тридцати одного года с того времени, как правящими в то время безрассудными лидерами государства, ведущего войну, борец за достижение мира и объединение усилий против войны Рихард Зорге был обвинен в шпионаже и повешен утром 7 ноября 1944 года в токийской тюрьме Сугамо вместе с Одзаки Хоцуми. В этом году 23 января в 11 часов утра, сама того не планируя, я оказалась на месте осуществления казни, где стою вместе с бывшим прокурором и начальником отдела по идеологическим преступлениям токийского суда господином Юда Тамон (ныне адвокатом).
«Лицо» Японии хорошо знакомо всем: суши и сашими, гейши и самураи, сакура и Фудзи, «Тойота» и «Панасоник». Что скрывается на «Обратной стороне Японии», знают только специалисты. Политические скандалы и мир японских туалетов, причины популярности аниме и тайны мафии-якудза, японские свадьбы и надежды русских жен японских мужей, особенности японской географии и японского «боления» в футболе – стали основными темами книги журналиста и японоведа Александра Куланова.Второе издание «Обратной стороны Японии» пополнилось «Афтершоком» – запретными откровениями о японском менеджменте, необычными сравнениями русских и японцев и размышлениями о причинах аварии на атомной станции «Фукусима-1» – всем тем, о чем в Японии не принято говорить, но без чего представление об этой стране будет ложным.
За какие-нибудь четверть века Россия превратилась из страны, где воинские искусства Востока были под строжайшим запретом, в великую державу боевых единоборств, которые практикуют ныне около пяти миллионов человек, объединенные в десятки федераций, что позволяет говорить о самом массовом российском виде спорта. Но в том-то и дело, что японские будо — комплекс традиционных единоборств — никогда не были спортом! Чем они являлись в действительности на протяжении столетий? Что представляет собой личность современного Мастера и Наставника? В чем состоит преемственность канонов будо? Кому дано стать в XXI веке хранителем истинных традиций древних воинских искусств? И, наконец, кто же в Японии имеет право оценивать настоящих мастеров? Ответы на все эти вопросы мы найдем в книге А.
Первый советский военный нелегал в Токио и мастер боевых искусств Василий Ощепков позволял жене флиртовать с японскими офицерами, потому что знал, что с таким местом жительства, как у него, других шансов получить нужную информацию нет. Показания, данные на суде великим разведчиком Рихардом Зорге, журналисты назвали «путеводителем по ресторанам Токио», но карта удивительных перемещений «Рамзая» и членов его группы до сих пор хранит массу секретов. Воспитанный в Токио наставником наследного принца настоящий советский ниндзя Роман Ким написал о повседневной жизни японских разведчиков в Токио так, что невозможно поверить, что он не был одним из них и не собирался вскрыть себе живот перед императорским дворцом.Гении шпионских мест Токио: Ощепков, Зорге, Ким.
Ее звали Люся Ревзина, Ольга Голубовская, Елена Феррари. Еще имелись оперативные псевдонимы — «Люси», «Ольга», «Ирэн», были, вероятно, и другие. Мы знаем о ней далеко не всё, но и то, что установлено, заставляет задуматься. О том, например, какое отношение имела эта эффектная женщина с библейскими глазами к потоплению в 1921 году яхты генерала Врангеля «Лукулл», с легкостью приписанному на ее счет журналистами. И о ее роли в вербовке агентов для группы Рихарда Зорге в Токио. И о том, кем же она была на самом деле: террористкой, которую арестовывала ЧК еще в 1919-м, «преданным делу партии» агентом разведки или одной из последних поэтесс Серебряного века, дружившей с Горьким? Разочаровалась ли она в своем творчестве или принесла талант в жертву оперативной работе? И, возможно, главное: надо ли искать в ее судьбе подтверждения расхожей фразы «совпадений не бывает» или списать все несчастья на волю злого рока, без подозрений на заговор?..
Автор начинал писать эту книгу как исследование, посвященное судьбам репрессированных японоведов (из девяти главных героев книги семь - японисты). Но когда стали известны новые материалы об этих людях, оказалось, что все они без исключения были связаны с российскими или советскими спецслужбами. Кто-то, как Ощепков или Ким, были штатными сотрудниками разведки или контрразведки, кто-то — как Незнайко или Юркевич — были агентами, секретными сотрудниками. Поэтому, когда в ходе работы автору стала известна рукопись их современника, «японского разведчика русского происхождения» — Игоря Ковальчук-Коваля, сразу стало понятно, что рассказ о нем тоже необходимо включить в книгу: ведь это взгляд на те же самые события, тот же исторический фон, но с другой стороны, с изнанки.
Один из самых успешных советских писателей 1950–1960-х годов Роман Ким очень хотел, чтобы в нашей литературе появился герой, способный противостоять знаменитому Джеймсу Бонду. Несмотря на более чем миллионный тираж собственных детективов, он не смог выполнить эту задачу, зато успел поведать о своей жизни младшему коллеге — Юлиану Семенову, который описал приключения Кима и его напарника — Максима Исаева в романе «Пароль не нужен». Так Ким подарил нам Штирлица, но сам ушел в тень, во мрак, как думалось, навсегда.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.