Другой город - [6]

Шрифт
Интервал

Послышался однообразный звон; это, видимо, была музыка. Священник раскинул руки; теперь можно было разглядеть вышитые золотом изображения на его облачении: это оказались тигры; он возвысил голос:

– И нам однажды придется выбирать между холодом мрамора и унылыми песнями, которые доносятся из консервной банки с треской на этикетке. И наш выбор, каким бы он ни был трудным, будет совершенно не важен; что бы мы ни выбрали, нам все равно придется ходить в железной маске собаки по бескрайнему бетонному полю…

Верующие на скамьях раскрыли молитвенники и затянули протяжную песню без слов, мелодию, в которой я не мог найти ритма и которая скорее напоминала случайные звуки, издаваемые ветром в зимние вечера, когда он колеблет жестяные уплотнители окон. К пению примешивался какой-то тихий звон. Я слушал странную песнь, ждал, что произойдет дальше, но до меня доносилось только беспорядочное пение, только бесконечное пульсирование одного-единственного тона, потом мелодия внезапно поднималась или опускалась, и снова прерывалась, и снова долго звучала в одном тоне. Пение усыпляло, мне стало холодно, и я вытащил голову из отверстия: уже стемнело, подо мной средь черных ветвей мерцали городские огни, беззвучно ехал вверх освещенный фуникулер. Я сбежал по глубокому снегу вниз на Уезд и сел в трамвай, который приехал от Малостранской площади. Вагон был почти пуст; я смотрел на бледное отражение ярко освещенного трамвайного салона в темных стеклах и размышлял о подземном храме. Я так и не понял, с кем встретился на Петршине. Я наткнулся на какую-то тайную секту? Стал свидетелем зарождения новой религии? Может быть, она распространится из петршинского подземелья по всему миру и завладеет им. Или, наоборот, подземное богослужение – это последняя конвульсия умирающего древнего верования? Может быть, посетители храма – чужеземцы, которые почему-то именно в Праге отмечают свои религиозные праздники, или же эти люди сотни лет незаметно живут рядом с нами? А может, я очутился на границе незнакомого города, который соседствует с нашим? Вырос ли этот город из отбросов, что не переварил и отрыгнул наш мир, или его основали аборигены, которые обитали здесь еще до нашего прихода и которым мы настолько безразличны, что они даже не заметят, когда мы снова исчезнем? Какова карта этого города, на какие районы он делится, по каким законам живет? Где его бульвары, площади и сады, где сияет королевский дворец?

Глава 4

Малостранское кафе

Я еще несколько раз приезжал на Петршин, но окошко в фонаре купола снова заперли, я тянул дверцу со всей силы, но мне так и не удалось ее открыть. С фиолетовой книгой я теперь не расставался: в трамвае, в очереди в магазине, иногда и просто идя по улице, я открывал ее и вновь и вновь изучал незнакомые знаки. Я уже распознавал отдельные буквы, хотя и не понимал, какие звуки они обозначают; меня поражало, что знаков было семьдесят шесть, это письмо либо должно было различать отдельные звуки, которые мы воспринимаем как варианты одного, либо обозначало графически множество звуков, которые в корне отличаются от наших. Я пытался представить себе эти звуки, иногда при ходьбе я пробовал произнести их вслух, и прохожие удивленно оборачивались. Со временем я понял, что те несколько десятков звуков, которые мы используем, окружены неизведанными джунглями иных звуков; а поскольку значения слов таинственным образом рождаются именно из звуков, то эти джунгли кишат беспокойными зародышами неких призрачных вещей, существ и действий. Почему те, кто использует это письмо, чувствуют такую потребность различать звуки графически? Их подвигает на это наслаждение смысловым богатством голосов, наслаждение, желающее уподобить текст партитуре, полнящейся жизненными силами, что пульсируют в языке, – или, напротив, это множество знаков есть проявление боязни того, что со временем значения, слишком тесно связанные с уникальными оттенками звуков, непременно исчезнут? Судя по напряжению, исходящему от букв, они произрастали в мире страха. С одной стороны, большое количество знаков могло быть выражением склонности к педантичному описательству, думал я, а с другой – проявлением отчаянного желания выразить невнятный древний возглас, до сих пор тайно живущий в языке, дабы достичь слуха неведомого грядущего божества. Еще я размышлял о том, что означают мелкие закорючки, возносившиеся над отдельными буквами: долготу, ударение, мелодию, жест или же гримасу, что должна сопровождать произносимый звук? А может, именно эти неприметные дуги и связки как раз и передают главный смысл текста, а сами буквы – это всего лишь орнамент или обманка, которая должна сбить с толку чужака. Или что эти значки – остатки древнего священного письма, которые сохранились на периферии сообщения, подобные развалинам дворцов рухнувшей империи на окраинах новых городов, – и разобраться в них может нынче только секта посвященных, которые читают в книгах лишь этот мелкий и презираемый текст и, наверное, ждут, что после возвращения старых богов эти знаки снова вырастут и засияют на фасадах обновленных храмов.


Еще от автора Михал Айваз
Возвращение старого варана

В последнее время я часто задаюсь вопросом: если современный писатель едет ночным автобусом, куда заходит полуглухой морской котик и садится прямо рядом с ним, хотя в автобусе совершенно пусто, имеет ли писатель право включать в свои книги аннотацию на хеттском языке?..


Белые муравьи

Михал Айваз – современный чешский прозаик, поэт, философ, специалист по творчеству Борхеса. Его называют наследником традиций Борхеса, Лавкрафта, Кафки и Майринка. Современный мир у Айваза ненадежен и зыбок; сквозь тонкую завесу зримого на каждом шагу проступает что-то иное – прекрасное или ужасное, но неизменно странное.


Парадоксы Зенона

Михал Айваз – современный чешский прозаик, поэт, философ, специалист по творчеству Борхеса. Его называют наследником традиций Борхеса, Лавкрафта, Кафки и Майринка. Современный мир у Айваза ненадежен и зыбок; сквозь тонкую завесу зримого на каждом шагу проступает что-то иное – прекрасное или ужасное, но неизменно странное.


Рекомендуем почитать
Голубь и Мальчик

«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».


Бузиненыш

Маленький комментарий. Около года назад одна из учениц Лейкина — Маша Ордынская, писавшая доселе исключительно в рифму, побывала в Москве на фестивале малой прозы (в качестве зрителя). Очевидец (С.Криницын) рассказывает, что из зала она вышла с несколько странным выражением лица и с фразой: «Я что ли так не могу?..» А через пару дней принесла в подоле рассказик. Этот самый.


Золотое Дѣло

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сучья кровь

Повесть лауреата Независимой литературной премии «Дебют» С. Красильникова в номинации «Крупная проза» за 2008 г.


Персидские новеллы и другие рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нападение (= Грустный рассказ о природе N 6)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.