Другая музыка нужна - [216]
Его выпустят. Устроят на работу и будут глядеть за ним в оба!
И вот после двух с половиной лет тюрьмы Тамаша Пюнкешти призвали в армию и отправили работать в ремонтный цех машиностроительного завода — МАВа.
Подручный литейщиков Лайош Тоот — смирный человек. Если его не трогать, никогда не станет бунтовать; сорок лет проработает на одном месте, ни с кем не повздорит — ни с рабочими, ни с хозяевами; аккуратно будет платить членские взносы: несколько раз в году сходит на собрание, сядет где-нибудь в сторонке и внимательно выслушает докладчика; объявят демонстрацию — пойдет, но после первого же окрика: «Разойдитесь!» — задумается: а может, и вправду лучше домой уйти? По вечерам читает «Непсаву» — от доски до доски, даже объявления. По воскресеньям ходит с семьей в парк. Раз в месяц сводит жену в кино… Так и живет. А когда помрет, у могилы его будет петь рабочий хор, и в «Непсаве» напишут, что он был честным рабочим и товарищи считали его порядочным человеком.
Так вот, этот самый Лайош Тоот явился в ремонтный цех вместе с Флорианом Прокшем (Флориан уже давно бросил сапожное ремесло), и оба они остановились у станка Пюнкешти.
— Опять я к вам, товарищ Пюнкешти, — сказал Тоот. — Надо ж что-то предпринимать! Никак мы вас не поймем, Сами же писали письмо в «Непсаву», в тюрьму за него попали, а теперь будто и знать ничего не знаете и до союза вам дела нет.
Тамаш Пюнкешти молча возился у своего токарного станка. Знал, что за ним наблюдают. А ему было чего остерегаться. Даже с революционными социалистами наладил он связь с величайшей осторожностью. Боялся не за себя, а за товарищей, за тайную организацию, за тайную типографию (слово «нелегальный» в Венгрии тогда еще мало было в ходу), за русского товарища Владимирова, который организовал эту типографию. А ведь сколько листовок они уже успели выпустить! Пюнкешти помнил, как разволновался он в первый после тюрьмы день, когда прочел: «Доколе будем мы терпеть власть убийц и продажных тварей!..» Эту листовку выпустили в феврале. А в марте уже писали другое:
«Убит руководитель пролетарского движения Надьканижи. В Хорватии введено осадное положение. В Катарро и Пуле восстали матросы. Каждый десятый расстрелян. Больше сотни тысяч венгерских, австрийских и немецких солдат сражаются в Красной гвардии. Мы должны действовать!»
Тайная организация, выпуск прокламаций в Венгрии были в новинку — социал-демократическая партия к этому никогда не прибегала.
…Тамаш Пюнкешти молчал. Флориан тоже. Обоим было твердо сказано вести себя смирно. Тем более сейчас, когда Йошке Франку удалось бежать и он скрывается. Того и гляди, «провалишь» и квартиру на улице Сазхаз и тех людей, о которых еще никто ничего не знает.
Флориан, правда, был недоволен таким решением и все жаловался Пюнкешти, когда они оставались вдвоем:
— Сам же я распространял листовки, в которых было написано: «Не бывать миру, пока мы не последуем примеру русского пролетариата…» А теперь я же и сиди смирно и ни черта не делай.
— Флориан, самое большое, что вы можете сейчас, — это ничего не делать! Поняли?
— Понял. Да только это очень трудно.
— Мне тоже, — ответил Пюнкешти.
…И вот Флориан привел все-таки Лайоша Тоота к Пюнкешти.
А Тоот с упрямством кроткого человека настойчиво твердил свое:
— Товарищ Пюнкешти, я ведь не про то говорю, чтоб всю страну перевернуть. Я об этом и не думаю.
«А я думаю!» — сказал про себя Пюнкешти.
— Только одного и хочу: чтобы платили в час не девяносто филлеров, а крону шестьдесят. Поймите же… С голоду подыхаем…
— Понимаю…
— О том, чтоб одежду купить, я уже и думать забыл. Вон в каких отрепьях хожу. Сами поглядите! Но вот уже совсем не дело, чтобы я и моя семья с голоду подохли. Получаем десять крон в день. Ну что на них сделаешь?.. Сами посчитайте… Килограмма мяса на эти деньги не купишь… А ведь и молоко нужно, и хлеб, и сахар, и керосин, и мясо, и дрова… Да еще и за квартиру плати… Откуда ж деньги взять? Я уж и курить бросил, только если случится на улице окурок подобрать… Это я-то, подручный литейщика! Ну, разве не позор!..
Лайош Тоот обеими руками ухватился за токарный станок, словно боясь, что он вместе с Пюнкешти отвернется от него.
— У меня трое детей… Что ж, руки наложить на себя прикажете?.. Знаете вы Ференца Завади?.. Так вот он сказал… — Тоот ближе склонился к Пюнкешти, — что возьмет да и пристукнет директора… А ведь Завади из Ференцвароша, там, сами знаете, народ какой… Ему и взаправду недолго пристукнуть…
— Ерунда!
— Так что же нам делать?
— А что вы делали, когда требовали повысить заработную плату?
— Бастовали.
— Ну и за чем же дело стало?
— Так ведь на фронт погонят. Мы-то считаемся призванными в армию, и бастовать нам запрещено.
— Знаю… Ну и что же?
— Да вот… А я ведь запретными делами еще никогда не занимался! — простодушно признался Лайош Тоот.
— И очень жаль! — взорвался вдруг Флориан.
Пюнкешти понял: сейчас он выпалит: «Пускай Завади пристукнет директора!.. А мы такую стачку устроим, что весь завод полетит вверх тормашками!..»
Но Пюнкешти не дал ему произнести ни слова.
— Флориан, не перебивайте! Продолжайте, товарищ Тоот.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.
Венгерский поэт коммунист Антал Гидаш, более тридцати лет проживший в Советском Союзе, стал известен как прозаик с выходом романа «Господин Фицек». Этот роман явился первой частью трилогии о Венгрии перед войной и в годы первой мировой войны. Романы «Мартон и его друзья» и «Другая музыка нужна», будучи самостоятельными произведениями, являются второй и третьей частями эпопеи. Трилогия рисует широкую картину жизни венгерского народа в начале XX века и рассказывает о классовой борьбе, о зарождении революционного движения в стране. Настоящее, юбилейное издание всех трех романов этой эпопеи посвящается пятидесятилетию Советской власти.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.