Другая - [18]

Тайны присутствовали у людей в кино и по телевизору, я ни за что не могла подумать, что в фильмах и телепередачах речь идет о таком, чем люди занимаются в действительности. Возможно, думаю я, это результат счастья защищенного детства – верить, что жизнь состоит только из одного слоя, куда входишь ты сам, из доступного детям слоя.

Внезапно я ощущаю себя частью чего-то более крупного, какого-то тайного соглашения, клуба для людей, которые поняли, что часть жизни может уделяться такому, о чем не говорят, что все не соответствует визуальному впечатлению. Я думаю, что это, возможно, естественно, в точности, как вкусовые луковицы с возрастом требуют бóльших стимулов, и после нежных, нейтральных вкусов детства вдруг начинает хотеться большей терпкости, горечи и солености. Раз за разом я удивляюсь, почему не предприняла чего-нибудь подобного раньше.

Я так быстро обучаюсь правилам поведения любовницы, что начинаю подозревать в себе особый талант. Возможно, так и есть, возможно, быть любовницей – мое предназначение. Я обдумываю, не написать ли книгу-руководство для любовниц с практическими инструкциями. Каких-либо эмоциональных инструкций я пока предложить не могу, эту главу придется написать позднее.

Я научаюсь никогда не менять у него в машине местоположение пассажирского сиденья. Его жена ниже меня и установила сиденье как можно ближе к ветровому стеклу, а мне было бы удобнее отодвинуть его немного назад, но я никогда не передвигаю сиденье, вдруг забуду подвинуть его обратно и она начнет интересоваться, кто ездил в машине мужа.

Духи я использую очень аккуратно. В те дни, когда есть подозрения, что жена захочет поехать на машине вскоре после того, как я из нее вышла, духи исключаются вообще, поскольку в салоне может остаться мой запах. Даже мои волосы пахнут – шампунем, бальзамом и лаком для волос, – просветил меня он, с восхищением, но предостерегающим тоном. И моя кожа, даже если я вообще не использую парфюмерию, пахнет моим гелем для душа. Иногда Карл поднимает мою руку, задирает футболку и нюхает внутреннюю сторону предплечья, поскольку считает, что я очень приятно пахну.

Я никогда не пользуюсь губной помадой или блеском для губ. Стараюсь не прижиматься слишком крепко к нему лицом, когда он одет, чтобы макияж случайно не попал на его рубашку.

Как только мы оказываемся вместе, я отключаю звук у своего мобильного телефона на случай, если она позвонит, а мой телефон зазвонит во время их разговора и вызовет вопрос, с кем муж общается.

Перед его уходом я проверяю, что ни один из моих длинных темных волосков не остался на его джемпере, пиджаке или плаще. Его жена блондинка, я видела ее волосы в машине. Волосы у нее наверняка красивые. Она наверняка очень красива. Я слегка поспрашивала о ней, хотя не уверена, что мне действительно хочется что-то узнать. Теперь у меня есть некое представление о ней, возможно, лучше было бы его не иметь. Я читала, что фильмы ужасов оказывают большее воздействие, если чудовище не показывать, оно предстает более пугающим, когда существует только у человека в голове, поскольку ничто так не отвратительно, как порождение фантазии. Так я и рассуждаю: жена, которую я только воображаю себе, была бы хуже. Однако, когда он рассказал, что она на девять лет моложе него, что это его второй брак, и она – бизнес-юрист, я думаю, что лучше бы не спрашивала. Это звучит очень привлекательно. Меня начинает интересовать, зачем ему вообще любовница, особенно такая, как я, работающая в страшной больничной одежде и соскребающая объедки.

Я представляю себе его жену невероятно красивой и успешной, свежей и элегантной, с ухоженными светлыми волосами и красивой одеждой – строгой и деловой; она наверняка насквозь профессиональна, что меня всегда пугает. В обществе очень целеустремленных людей я вечно испытываю неловкость. Ее наверняка уважают на работе, она хорошая мать их двоим детям, активно проводит свободное время, интересуется спортом и кулинарией, они оба общительны, часто приглашают в гости друзей, они – привлекательная и популярная пара с красивым домом, как в американском фильме, такой приукрашенный перфекционизм.

Вот как я себе это представляю. Из чистой зависти к ее счастливой жизни у меня в голове иногда закрадывается мысль, что она заслуживает быть обманутой. Нельзя получить все, думаю я. Ее жизнь лучше, чем у большинства, даже притом, что муж ей изменяет. Значит, это почти справедливо.

Потом мне становится стыдно.

Потом я задумываюсь над причиной стыда.

Потом вижу один из ее светлых волосков на его пальто, и в меня будто вонзается нож, ударяет прямо в сердце, словно холодная остроконечная сосулька, и я думаю, что поскольку она желает мне зла, я тоже хочу ей зла, это справедливо.

Достоевский писал, что только красота спасет мир, я обычно думала об этом в школе писательского мастерства, где присутствовала негласная подозрительность ко всему красивому; начиная с того, что никто из девушек в школе, похоже, не пользовался макияжем, кончая страхом перед красивыми формулировками, красивыми сценами, красивым языком. Мой интерес к искусству и литературе изначально возник благодаря красоте, иначе мне это было бы ни к чему. Моя потребность в культуре началась как основа мечтаний, идей о том, какой жизнь может быть в лучшем случае, как своего рода трамплин к высшим высотам. Неужели вы так избалованы? – думала я иногда о своих одноклассниках. Неужели вы окружены таким изобилием красоты, что чувствуете необходимость ее слегка подпортить и любить неприглядное? Я представляла себе их семейные ужины и отпуска, красивые квартиры с видами, интеллектуальные разговоры. Такого рода клише буржуазности наверняка не соответствовало действительности, большинство из них, несомненно, происходили не из высших слоев среднего класса подобного типа, а из самого обычного провинциального среднего класса, с родителями, учителями, социальными работниками и медсестрами, но даже там, думалось мне, имелись книги, дачи и люди, умеющие играть на пианино. Кое у кого из сидевших за столом в школе писательского мастерства родители действительно были врачами и юристами, к их текстам мне было сложнее проявлять интерес, я думала, как же трудна, вероятно, на самом деле жизнь, если всегда присутствует защитная сетка. Когда под рукой всегда есть родитель, готовый внести квартплату, если действительно прижмет, когда нет необходимости чувствовать, что у тебя уходит почва из-под ног, если ты лишаешься работы или жилья и внезапно оказываешься в подвешенном состоянии.