Другая Белая - [3]
Теперь и с ними познакомимся!
С утра сын поехал на Казанский вокзал и к полудню привез бельгийскую пару. Марина смотрела из окна своего пятого этажа, как высокий мужчина и почти такая же высокая женщина с трудом выбирались из маленькой «шестерки». Заработал лифт, услышав это, она повернула ключ и стала в дверях. Гости вышли из лифта, и… что-то странное произошло: она и бельгиец встретились глазами, вспыхнул светящийся луч, и острая боль пронзила ее сердце.
Гости вошли, сын представил их: Марта, Мартин. Мартин был безусловно хорош собой: высокий широкоплечий брюнет, чуть смугловатое лицо, темные глаза и брови — похож на испанца. Корсар! На вид — лет сорок с небольшим. Его жена с совершенно седой головой и короткой стрижкой выглядела старше.
Марина ставила в вазу подаренные ей тюльпаны, накрывала на стол, но боковым зрением не упускала Мартина из виду. Она чувствовала, что и он, разговаривая, обращался в основном к ней. За столом речь, конечно, зашла об августовском путче, о том, кто и где был в те дни. Марину до сих пор не покидало воодушевление того солнечного августовского дня, когда Большой каменный мост, под которым еще позавчера стояли танки с раскосыми подростками-солдатиками, был открыт для пешеходов, и она впервые в жизни чувствовала себя одной крови с соотечественниками. Она была благодарна Мартину за это. Заговорили о работе. Она вдруг начала серьезно посвящать гостя в то, что ее занимало и волновало, и он понял ее, более того, подтвердил верность ее мыслей примерами из своей практики, хотя, казалось бы, что могло быть общего у преподавателя математики и музейного работника!
Мартин рассказал, что до прошлогоднего путешествия на теплоходе уже бывал в Москве и Ленинграде раз пять-шесть, привозил группы учеников. Не все учителя охотно ехали в Россию, а ему всегда нравилось.
— Знаете, какое у меня было любимое место в Москве? ГУМ.
— ГУМ? В советское время? Что же там было интересного, кроме очередей?
— А я и любил смотреть на эти очереди. Поднимался на второй этаж, на мостик, и смотрел вниз. Мог часами стоять — так интересно было.
Марине это признание не понравилось: «Не комплексы ли какие вы лечить приезжали, Мистер-из-далеких-стран? Может быть, скучновато жить в благополучном мире, а так посмотришь на чужое неблагополучие, — и глядишь, начнешь ценить то, что имеешь. Такая вот терапия: тебе не очень сладко, а многим, очень многим еще хуже». Свое предположение она, конечно, не озвучила. Сама она в ГУМ того времени ходила только при крайней необходимости, в отдел тканей, да и то выбирала время перед закрытием, когда народу почти не было.
В середине апреля Марина собиралась в Голландию, виза в Бенилюкс была получена. Сказала об этом гостям, те в два голоса:
— А в Бельгию собираетесь?
— Нет, в Бельгию как-то никто не пригласил.
— Мы вас приглашаем: быть в Голландии и не увидеть Бельгии!
— Спасибо, с удовольствием.
Жаль было прерывать разговор, но на вечер были куплены три билета на «Жизель». Гостям надо было немного отдохнуть. Потом сын повез их в театр.
Муж уселся перед телевизором. Марина начистила картошку, вынула из холодильника уже почти размороженное мясо, присела отдохнуть и осмыслить события дня. Внешне она была спокойна, но внутри… такой напор страстей, что еле сдерживалась, чтобы не совершить какую-нибудь глупость — заорать, как вождь краснокожих, или запеть в голос: «В этой шали я с ним повстречалась!»
Что сей сон означает? Влюбилась с первого взгляда? Так не бывает! А если это ответ на ее мольбы? «Просите, и дано будет вам…»
Если так, то ее ангел-хранитель ну просто о-оччень расстарался… А, может быть, это дела не ангела, а его вечного антипода с левого плеча?! Мол, просила? Так вот тебе, что просила, — из стран неведомых, красивый и женатый. Недосягаем — по этой причине в нем не разочаруешься. Люби его и мучайся! Ну что же, предупреждена — почти что вооружена.
С таким воинственным настроением она открыла дверь сыну и гостям, вернувшимся из театра. Взглянула на Мартина мельком — вооружаться расхотелось. И снова за шумным столом — к ним присоединился младший сын со своей девочкой — она и он были одни. Оборачивалась к нему, чтобы предложить «вот этот еще салат, please…» Это же просто невозможно, чтобы у человека так сияли глаза… Какого они цвета? Должно быть, карие, но Марина видела только сияние под темными красиво очерченными бровями.
Утром пришло такси, и бельгийские гости, расцеловав хозяев в обе щеки, уехали.
Тюльпаны, которые Марина приняла из рук Мартина, стояли необычайно долго и, срезанные, казалось, проживали все этапы своей цветочной жизни — от свежих как бы застывших в строю цветочков-«солдатиков» с одинаково аккуратными маленькими головками и прижатыми к стеблю листьями до роскошных полностью распустившихся красных чаш в буйстве причудливо изогнутых листьев. Каждый день подходила проверить, не осыпались ли? Нет. Застыли в прощальном грациозном танце, но умирать не хотели.
Рейс на Амстердам был вечерний, в Шереметьево немноголюдно. Марина летела одна: муж работал в «ящике» и был невыездным. А если бы и был выездным, денег на двоих все равно бы не хватило. Он провожал, ждали объявления о начале регистрации, и она поднывала: «Не хочу лететь, я ведь этих людей почти не знаю. Целые три недели! Господи, скорей бы пролетели и — домой». В Европу она летела впервые. До этого была только в Индии с группой музейщиков.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.