Друг Толстого Мария Александровна Шмидт - [2]

"На воспитание у отца с матерью тоже были разные взгляды. Он очень любил Руссо. Хотел, чтобы нас водили просто, в темных ситцевых платьях, чтобы летом мы бегали босые, а она наряжала

9

в бантики и все такое и нежила нас. И к мужу мать относилась с большой нежностью и заботой, а это часто раздражало его.

"Помню, раз в анатомическом зале он делал опыты с гальванизацией. Пустил электрический ток. А жена кофе ему как раз принесла, хотя и просил он ее не приходить. Ток задел ее, чашка выпала, она упала в обморок. Он ужасно сердился.

"А человек отец был добрый, помогал, как мог, людям. Когда мы переехали в свою усадьбу, постоянно больные приходили и приезжали, и сам он по больным ездил. Уедет и пропадет: от одного больного к другому ездит.

"Дома не было у нас обычной помещичьей жизни -- карт, обедов".

Мать вела семью в патриархально-религиозном духе, и М. А. выросла в глубокой привязанности к старому укладу семьи и обрядам церкви.

Кончивши курс в Москве в Александро-Мариинском институте, М. А. сделалась сначала классной дамой в Тульском епархиальном училище и пользовалась там большой привязанностью товарищей по работе и учениц.

Когда в Москве открылось отделение Николаевского института для сирот-подростков, в это училище перешли работать некоторые воспитательницы из Александро-Мариинского училища, бывшие товарки М. А--ны по институту. М. А. стала там воспитательницей в отделении для старших девочек.

Жили все воспитательницы дружно. Начальница их, Головачева, тоже была из Александро-Мариинского училища и была хороший человек.

"Хорошо у нас было, -- рассказывала М. А., -- ни наказаний, ни карцера. О девочках очень заботились, и они нас любили. Влияние на них было хорошее.

"Только жили они взаперти, от жизни были оторваны, и вот главные их интересы были влюбления. Влюблялись в учителей, в повара, в ламповщика, в дворников. Старались мы бороться с этим".

Вот отрывок из воспоминаний о М. А--не того времени одной ее товарки по работе Н. Бурмейстр.

"С 1878 года я провела с М. А--ной 8 лет. Наши комнаты были смежны, и мы виделись с ней ежедневно. В ту пору я помню М. А--ну жизнерадостной, любящей пошутить и посмеяться. В высшей степени добросовестная в отношении своих служебных обязанностей, она, в свободное время, посещала и театры, и концерты, и, случалось, даже оперетку. Часто она с таким комизмом передавала вынесенные впечатления об игре опереточных актеров или же рассказывала уморительные эпизоды из своей жизни, что ее комната оглашалась взрывами неудержимого хохота всех, заходящих к ней перекинуться парой слов в промежутках между занятиями.

"Ее любили положительно все. Я редко встречала в жизни человека, более добродушно относящегося к людям вообще и с большей лаской и нежностью к тем, которых она любила особенно.

10

На летние каникулы она уезжала куда-нибудь в деревню, где тотчас же знакомилась с крестьянами, входила в их нужды, помогала чем могла, ухаживала за больными, не гнушаясь ни грязью, ни заразой, ни гнойными ранами.

"М. А. не отличалась крепким здоровьем: она страдала застарелым бронхитом, и, при малейшей простуде, приступы кашля были так ужасны, что трудно было допустить, чтобы она могла прожить долго, да и сама она не заблуждалась насчет состояния своего здоровья".

2 . ЗНАКОМСТВО СО ВЗГЛЯДАМИ ТОЛСТОГО И С САМИМ

ТОЛСТЫМ.

В это время (в 1884, 1885 гг.), после душевного переворота Л. Н--ча Толстого, только что начали появляться его религиозные сочинения. Они не могли быть напечатаны по цензурным условиям, но ходили по рукам в рукописных списках и возбуждали огромный интерес, горячие обсуждения и жаркие споры.

Списков нецензурных сочинений Л. Н--ча, конечно, было мало, достать их было нелегко, и большинство судило о его духовном перевороте и о его новых взглядах только по слухам, со слов слышавших и прибавлявших к слышанному свои мнения о том, что думает и чему учит Толстой.

Дальше опять пишу со слов М. А--ны.

"Мы обе с Ольгой Алексеевной 1) были воспитательницами в Николаевском сиротском институте. Расфранченные. Я была православная, очень православная. Были у нас тогда знакомые Малинины (вот что арифметика -- Малинин и Буренин). Он был директором учительского института. Пришла я раз к ним, а его жена читает.

-- Что такое? -- спрашиваю.

-- Евангелие, -- говорит, -- Толстого 2).

-- Какое евангелие Толстого?

-- Да Толстой написал.

-- Этот самый Толстой, романист?

-- Да.

Мне показалось это кощунством.

-- Прочтите, -- говорит, -- не ужасайтесь, не читая.

"Сначала никак читать не хотела: с какой это стати читать мне какого-то богоотступника! А потом все же взяла и начала читать. Как после уроков села, так и не встала, пока не кончила.

"Как прочла про зачатие, про беременность Марии, про рождение Христа, меня так поразило, так возмутило. -- Такое кощунство! Перестану, думаю, читать, брошу. А дальше нравственные об'яснения. Не могу оторваться. Нет, я должна читать. Я нравственными вопросами интересуюсь. Я девушек воспитываю. Должна я все прочесть, должна я тех выслушать, кто иначе думает.

----------------

1) О. А. Баршева -- подруга М. А--ны и товарка по работе в институте