Дрожь - [73]

Шрифт
Интервал

Гуляли по Солацкому парку, отчаянно пытаясь найти какую-нибудь тему для разговора. Что у нее? Много работы в связи с бумом на рынке, а еще косметический ремонт кухни. И записалась на курсы пения. А у него? По-старому, только годы летят. В поликлинике сказали, надо бросить курить. Рассказывал, что нового в Пёлуново, а она спросила, не читал ли он Дэна Брауна. Не читал.

Странное дело: он лучше помнил те времена, когда двадцать с лишним лет назад Крыся отправляла дочь на каникулы в Пёлуново. Они проводили вместе несколько дней, заходя в гости к соседям, стреляя из рогатки по куропаткам и объедаясь мороженым «Бамбино». Она даже помогала ему по хозяйству. Именно тогда он по-настоящему чувствовал себя отцом. Потом Зося перестала приезжать, и все кончилось. Теперь его дочурке было за сорок. Он не мог в это поверить.

Ерзал на стуле, вертел в руках меню. Как долго можно сидеть в ресторане с одним чаем? Но если заказать сейчас, потом он не поест с Крысей. Может, хоть что-то небольшое? Нет, еще подождет.

Вспомнил вчерашний вечер в квартире Себастьяна, долгую беседу обо всем и ни о чем под шум телевизора, с пиццей из картонной коробки, которую он попробовал впервые в жизни. Себастьян рассказывал об учебе и работе. Был уставший. Отощал. В какой-то момент, уже глубоко за полночь, спросил про отца. Про ту ночь, когда закончилась одна жизнь Казимежа Лабендовича и началась другая. Без выпивки, без шлюх.

Он рассказал все, что помнил, и все, о чем узнал позже, иными словами – немного.

– А какой он вообще был? – выспрашивал Себастьян.

– Какой? – Казимеж пожал плечами и выпустил из легких воздух, который долго удерживал. – Тихий, спокойный, немного странный. Бесил меня, врать не буду. Но вообще, у нас были хорошие отношения. Иногда мы вместе играли. Заключали пари. Это все совершенно нормально, думаю я сейчас. Мы были нормальными братьями. Бывало, могли полдня донимать Глупышку, и было правда весело. Но порой он мне надоедал.

– Почему?

– Потому что любил мучить меня всякими вопросами. Это меня в нем и бесило. Например… Уже не помню наверняка, но один раз он точно спрашивал, за сколько я бы дал вырвать себе все зубы. Или кого бы скорее спас из пожара – мать или отца. Множество всего выдумывал. Был любознательный, интересовался разными вещами. В школе его немного гнобили из-за этой бледности, но как-то справлялся. Учился очень хорошо. Твоя мать говорит, ты в него такой способный. В общем, из нас двоих он был лучше, умнее и воспитаннее. Я был сорванцом. На него родители никогда не жаловались. С ним не было никаких проблем, кроме того случая, когда он исчез на два месяца и никто не знал, куда запропастился. А я был плохиш.

Теперь он, этот плохиш, сидел в ресторане, как всегда один, и ждал жену, которая все равно не приедет.

Чай остывал. Небо над площадью темнело. Официант поглядывал в его сторону.

Казик решил заказать еще чая, поскольку дальше цедить несколько холодных капель не подобало, и уже собирался поднять руку, как телефон в кармане вновь ожил. Ожил и затих, значит, сообщение. От нее.

«По-прежнему стоим. Вроде еще максимум полчаса».

Убрал аппарат в карман. Достал. Перечитал сообщение. Полчаса. Полчаса, наверно, еще выдержит.

Махнул официанту и заказал второй чай.

Потом снова смотрел в окно, снова думал обо всем, о чем не хотел думать, и снова крутил в руках меню. У него сосало под ложечкой, но сигарет специально не взял, чтобы не пропахнуть куревом.

И зачем это все? Ради нее? Которая, возможно, вообще не придет? Зачем он так побрился, причесался, надушился? Зачем эти цветы, весь этот цирк, ведь он знает, что та жизнь, жизнь с Крысей уже давно не существует, а может, никогда и не существовала?

С момента получения сообщения прошло полчаса. Потом еще пятнадцать минут. Он взял букет и положил на колени. Официант смотрел. Пусть смотрит. Пятнадцать роз по совету Себастьяна. Шестьдесят злотых.

Казимеж Лабендович знал, что его жена не придет и ничего не изменится, ибо эта жизнь не отличалась от жизни до смерти Виктора, это была та же самая жизнь, только припудренная, причесанная, как Дойка после поездки в Радзеюв, фальшивая, притворная жизнь Казимежа Лабендовича. Плохиша.

Он отложил цветы и сдавил голову руками. Чувствовал запах туалетной воды. Чувствовал, что все напрасно, что он все разрушил, что уже ничего не будет хорошо, поскольку он этого не позволит.

– О, Господи, твоя воля… – прошептал он. – Господи Боже.

Глубоко вздохнул, выпрямился. Взял со скатерти меню. Вздохнул еще раз и подозвал официанта.

– Одно пиво, пожалуйста.

Глава двадцать четвертая

Ему не хотелось, но делать было нечего. Дядя – это дядя.

Себастьян в километровой пробке сидел в машине и слушал голос радиоведущего.

Казик позвонил двадцать минут назад. С просьбой. С мольбой. Голос у него был странный: может, поругались, может, плакал и, может, его придется утешать. Утешать кого-либо Себастьяну хотелось еще меньше, чем ехать по познаньским пробкам, но делать было нечего. Дядя – это дядя.

А больше всего не хотелось лететь в Эквадор и на Галапагосы, – самолет уже в понедельник, – поскольку он не представлял, что делают в таких поездках, особенно в одиночку. Он жалел, что послушался Жирафа и ввязался в эту историю, однако все уже было оплачено и организовано, он даже купил чемодан и плавки. Зеленые, в фирменном магазине «Atlantic». Охотнее всего полетел бы с Майей, тогда бы его это даже радовало, но свободные места давно кончились.


Рекомендуем почитать
Пробник автора. Сборник рассказов

Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.


Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.


Пробел

Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.


В долине смертной тени [Эпидемия]

В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.


Вызов принят!

Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.


Игрожур. Великий русский роман про игры

Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.


Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории. Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер.


Метла системы

Когда из дома призрения Шейкер-Хайтс при загадочных обстоятельствах исчезают двадцать шесть пожилых пациентов, Линор Бидсман еще не знает, что это первое событие в целой череде невероятных и странных происшествий, которые вскоре потрясут ее жизнь. Среди пропавших была ее прабабушка, некогда знавшая философа Людвига Витгенштейна и всю жизнь пытавшаяся донести до правнучки одну непростую истину: ее мир нереален. Но поиски родственницы – лишь одна из проблем. Психотерапевт Линор с каждым сеансом ведет себя все более пугающе, ее попугай неожиданно обретает дар невероятной говорливости, а вскоре и телевизионную славу, местный магнат вознамерился поглотить весь мир, на работе творится на стоящий бардак, а отношения с боссом, кажется, зашли в тупик.


Иерусалим

Нортгемптон, Великобритания. Этот древний город некогда был столицей саксонских королей, подле него прошла последняя битва в Войне Алой и Белой розы, и здесь идет настоящая битва между жизнью и смертью, между временем и людьми. И на фоне этого неравного сражения разворачивается история семьи Верналлов, безумцев и святых, с которыми когда-то говорило небо. На этих страницах можно встретить древних демонов и ангелов с золотой кровью. Странники, проститутки и призраки ходят бок о бок с Оливером Кромвелем, Сэмюэлем Беккетом, Лючией Джойс, дочерью Джеймса Джойса, Буффало Биллом и многими другими реальными и вымышленными персонажами.


Бесконечная шутка

В недалеком будущем пациенты реабилитационной клиники Эннет-Хаус и студенты Энфилдской теннисной академии, а также правительственные агенты и члены террористической ячейки ищут мастер-копию «Бесконечной шутки», фильма, который, по слухам, настолько опасен, что любой, кто его посмотрит, умирает от блаженства. Одна из величайших книг XX века, стоящая наравне с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Радугой тяготения» Томаса Пинчона, «Бесконечная шутка» – это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа.