Дрожь - [73]
Гуляли по Солацкому парку, отчаянно пытаясь найти какую-нибудь тему для разговора. Что у нее? Много работы в связи с бумом на рынке, а еще косметический ремонт кухни. И записалась на курсы пения. А у него? По-старому, только годы летят. В поликлинике сказали, надо бросить курить. Рассказывал, что нового в Пёлуново, а она спросила, не читал ли он Дэна Брауна. Не читал.
Странное дело: он лучше помнил те времена, когда двадцать с лишним лет назад Крыся отправляла дочь на каникулы в Пёлуново. Они проводили вместе несколько дней, заходя в гости к соседям, стреляя из рогатки по куропаткам и объедаясь мороженым «Бамбино». Она даже помогала ему по хозяйству. Именно тогда он по-настоящему чувствовал себя отцом. Потом Зося перестала приезжать, и все кончилось. Теперь его дочурке было за сорок. Он не мог в это поверить.
Ерзал на стуле, вертел в руках меню. Как долго можно сидеть в ресторане с одним чаем? Но если заказать сейчас, потом он не поест с Крысей. Может, хоть что-то небольшое? Нет, еще подождет.
Вспомнил вчерашний вечер в квартире Себастьяна, долгую беседу обо всем и ни о чем под шум телевизора, с пиццей из картонной коробки, которую он попробовал впервые в жизни. Себастьян рассказывал об учебе и работе. Был уставший. Отощал. В какой-то момент, уже глубоко за полночь, спросил про отца. Про ту ночь, когда закончилась одна жизнь Казимежа Лабендовича и началась другая. Без выпивки, без шлюх.
Он рассказал все, что помнил, и все, о чем узнал позже, иными словами – немного.
– А какой он вообще был? – выспрашивал Себастьян.
– Какой? – Казимеж пожал плечами и выпустил из легких воздух, который долго удерживал. – Тихий, спокойный, немного странный. Бесил меня, врать не буду. Но вообще, у нас были хорошие отношения. Иногда мы вместе играли. Заключали пари. Это все совершенно нормально, думаю я сейчас. Мы были нормальными братьями. Бывало, могли полдня донимать Глупышку, и было правда весело. Но порой он мне надоедал.
– Почему?
– Потому что любил мучить меня всякими вопросами. Это меня в нем и бесило. Например… Уже не помню наверняка, но один раз он точно спрашивал, за сколько я бы дал вырвать себе все зубы. Или кого бы скорее спас из пожара – мать или отца. Множество всего выдумывал. Был любознательный, интересовался разными вещами. В школе его немного гнобили из-за этой бледности, но как-то справлялся. Учился очень хорошо. Твоя мать говорит, ты в него такой способный. В общем, из нас двоих он был лучше, умнее и воспитаннее. Я был сорванцом. На него родители никогда не жаловались. С ним не было никаких проблем, кроме того случая, когда он исчез на два месяца и никто не знал, куда запропастился. А я был плохиш.
Теперь он, этот плохиш, сидел в ресторане, как всегда один, и ждал жену, которая все равно не приедет.
Чай остывал. Небо над площадью темнело. Официант поглядывал в его сторону.
Казик решил заказать еще чая, поскольку дальше цедить несколько холодных капель не подобало, и уже собирался поднять руку, как телефон в кармане вновь ожил. Ожил и затих, значит, сообщение. От нее.
«По-прежнему стоим. Вроде еще максимум полчаса».
Убрал аппарат в карман. Достал. Перечитал сообщение. Полчаса. Полчаса, наверно, еще выдержит.
Махнул официанту и заказал второй чай.
Потом снова смотрел в окно, снова думал обо всем, о чем не хотел думать, и снова крутил в руках меню. У него сосало под ложечкой, но сигарет специально не взял, чтобы не пропахнуть куревом.
И зачем это все? Ради нее? Которая, возможно, вообще не придет? Зачем он так побрился, причесался, надушился? Зачем эти цветы, весь этот цирк, ведь он знает, что та жизнь, жизнь с Крысей уже давно не существует, а может, никогда и не существовала?
С момента получения сообщения прошло полчаса. Потом еще пятнадцать минут. Он взял букет и положил на колени. Официант смотрел. Пусть смотрит. Пятнадцать роз по совету Себастьяна. Шестьдесят злотых.
Казимеж Лабендович знал, что его жена не придет и ничего не изменится, ибо эта жизнь не отличалась от жизни до смерти Виктора, это была та же самая жизнь, только припудренная, причесанная, как Дойка после поездки в Радзеюв, фальшивая, притворная жизнь Казимежа Лабендовича. Плохиша.
Он отложил цветы и сдавил голову руками. Чувствовал запах туалетной воды. Чувствовал, что все напрасно, что он все разрушил, что уже ничего не будет хорошо, поскольку он этого не позволит.
– О, Господи, твоя воля… – прошептал он. – Господи Боже.
Глубоко вздохнул, выпрямился. Взял со скатерти меню. Вздохнул еще раз и подозвал официанта.
– Одно пиво, пожалуйста.
Глава двадцать четвертая
Ему не хотелось, но делать было нечего. Дядя – это дядя.
Себастьян в километровой пробке сидел в машине и слушал голос радиоведущего.
Казик позвонил двадцать минут назад. С просьбой. С мольбой. Голос у него был странный: может, поругались, может, плакал и, может, его придется утешать. Утешать кого-либо Себастьяну хотелось еще меньше, чем ехать по познаньским пробкам, но делать было нечего. Дядя – это дядя.
А больше всего не хотелось лететь в Эквадор и на Галапагосы, – самолет уже в понедельник, – поскольку он не представлял, что делают в таких поездках, особенно в одиночку. Он жалел, что послушался Жирафа и ввязался в эту историю, однако все уже было оплачено и организовано, он даже купил чемодан и плавки. Зеленые, в фирменном магазине «Atlantic». Охотнее всего полетел бы с Майей, тогда бы его это даже радовало, но свободные места давно кончились.
Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории. Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер.
Когда из дома призрения Шейкер-Хайтс при загадочных обстоятельствах исчезают двадцать шесть пожилых пациентов, Линор Бидсман еще не знает, что это первое событие в целой череде невероятных и странных происшествий, которые вскоре потрясут ее жизнь. Среди пропавших была ее прабабушка, некогда знавшая философа Людвига Витгенштейна и всю жизнь пытавшаяся донести до правнучки одну непростую истину: ее мир нереален. Но поиски родственницы – лишь одна из проблем. Психотерапевт Линор с каждым сеансом ведет себя все более пугающе, ее попугай неожиданно обретает дар невероятной говорливости, а вскоре и телевизионную славу, местный магнат вознамерился поглотить весь мир, на работе творится на стоящий бардак, а отношения с боссом, кажется, зашли в тупик.
Нортгемптон, Великобритания. Этот древний город некогда был столицей саксонских королей, подле него прошла последняя битва в Войне Алой и Белой розы, и здесь идет настоящая битва между жизнью и смертью, между временем и людьми. И на фоне этого неравного сражения разворачивается история семьи Верналлов, безумцев и святых, с которыми когда-то говорило небо. На этих страницах можно встретить древних демонов и ангелов с золотой кровью. Странники, проститутки и призраки ходят бок о бок с Оливером Кромвелем, Сэмюэлем Беккетом, Лючией Джойс, дочерью Джеймса Джойса, Буффало Биллом и многими другими реальными и вымышленными персонажами.
В недалеком будущем пациенты реабилитационной клиники Эннет-Хаус и студенты Энфилдской теннисной академии, а также правительственные агенты и члены террористической ячейки ищут мастер-копию «Бесконечной шутки», фильма, который, по слухам, настолько опасен, что любой, кто его посмотрит, умирает от блаженства. Одна из величайших книг XX века, стоящая наравне с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Радугой тяготения» Томаса Пинчона, «Бесконечная шутка» – это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа.