Дрожь и оцепенение - [24]
Я без лишних слов побежала к чуланчику, ключи от которого хранились у меня, и бегом вернулась обратно. Ноги мои дрожали, руки были увешаны рулонами туалетной бумаги. Господин Омоти наблюдал за тем, как я её вешаю, затем что-то прорычал, вытолкнул меня наружу и уединился во вновь оборудованной кабинке.
В совершенно растрёпанных чувствах я скрылась в женской уборной. Там я присела на корточки в уголке и залилась горькими слезами.
Как нарочно, Фубуки выбрала именно этот час, чтобы почистить зубы. Я увидела в зеркало, как она с полным пастой ртом смотрела на мои рыдания. В глазах её светилось ликование.
На одно мгновение я так возненавидела свою начальницу, что пожелала ей смерти. Внезапно подумав о созвучии её фамилии с подходящим латинским словом, я чуть не крикнула ей: "Memento mori!12"
Шесть лет назад я смотрела японский фильм, который мне очень понравился. Назывался он «Фурио», а в английском варианте «С рождеством, мистер Лоуренс». Действие разворачивалось во время войны в Тихом океане в 1944 году. Отряд английских солдат содержался в плену в японском лагере. Между англичанином (Дэвидом Боуи) и японским командиром (Рюити Сакамото) завязывались отношения, которые некоторые школьные учебники называют «парадоксальными».
Может быть потому, что я была тогда очень юной, фильм Осимы очень взволновал меня, особенно волнующие сцены очных ставок между двумя героями. В конце японец выносит англичанину смертный приговор.
Самой потрясающей сценой в фильме была концовка, когда японец приходит посмотреть на свою полумёртвую жертву. Тело заключённого было закопано в землю так, что на поверхности оставалась только голова, выставленная на солнце. Столь изощрённая казнь умерщвляла пленника тремя способами: голодом, жаждой и жарой.
Это было хитро придумано, тем более, что цвет кожи англичанина был очень чувствителен к загару. И когда гордый и непреклонный военачальник приходил, чтобы предаться самосозерцанию над предметом своих «парадоксальных отношений», лицо умирающего имело черноватый цвет подгорелого ростбифа. Мне было шестнадцать лет, и такая смерть казалась мне прекрасным доказательством любви.
Я не могла не увидеть сходства между этой историей и моими злоключениями в компании Юмимото. Конечно, меня мучили по-другому. Но я всё-таки была пленницей в японском лагере, а красота моей мучительницы была подобна красоте Рюити Сакамото.
Однажды, когда она мыла руки, я спросила её, видела ли она этот фильм. Она кивнула. Должно быть, в этот день у меня был прилив смелости, потому что я продолжила:
— Вам понравилось?
— Музыка хорошая. Жаль, что история лживая.
(Сама того не зная, Фубуки была сторонницей умеренного ревизионизма, как и многие молодые люди сейчас в стране Восходящего Солнца. Её соотечественникам не в чём было себя упрекнуть во время последней войны, а их вторжения в Азию имели целью защитить бедняков от нацистов. Мне не хотелось с ней спорить.)
Я только заметила:
— Думаю, здесь есть метафора.
— Какая?
— Метафора отношений. Например, между вами и мной.
Она озадаченно посмотрела на меня, словно спрашивая себя, что там ещё выдумала эта умственно-отсталая.
— Да, — продолжала я, — между вами и мной та же разница, что и между Рюити Сакамото и Дэвидом Боуи. Восток и Запад. За внешним конфликтом то же взаимное любопытство, то же недопонимание, скрывающее искреннее желание найти общий язык.
Несмотря на мои старания подбирать наиболее нейтральные сравнения, я чувствовала, что зашла слишком далеко.
— Нет, — сдержанно ответила моя начальница.
— Почему?
Что она возразит? Выбор был большой: «Я не испытываю к вам никакого любопытства», или «у меня нет никакого желания найти с вами общий язык», или «какая наглость сравнивать своё положение с участью военнопленного!», или «между этими двумя персонажами были неоднозначные отношения, а такого я ни в коем случае не приму на свой счёт».
Но нет. Фубуки была слишком хитра. Бесстрастным вежливым голосом она дала потрясающий по своей учтивости ответ:
— Вы не похожи на Дэвида Боуи.
Приходилось признать её правоту.
Я очень редко пускалась в разговоры на своём новом посту. Это не было запрещено, но неписаное правило удерживало меня от этого. Странно, но когда занимаешься столь малопривлекательным делом, сохранить достоинство можно только молча.
В самом деле, если мойщица унитазов болтлива, можно подумать, что ей нравится её работа, что здесь она на своём месте, и что эта должность придаёт ей весёлый вид и заставляет без умолку щебетать.
Если же она молчит, это значит, что её работа для неё то же самое, что умерщвление плоти для монаха. Незаметная в своей немоте, она несёт свой крест во искупление грехов человечества. Бернанос13 говорит об удручающей банальности зла; мойщице унитазов знакома удручающая банальность испражнений, всегда одинаковых, несмотря на их отвратительные диспропорции.
Её молчание говорит о подавленности. Она кармелитка отхожих мест.
Таким образом, я молчала и размышляла. Например, несмотря на несходство с Дэвидом Боуи, я считала своё сравнение уместным. Наши истории были похожи. Фубуки не могла бы обречь меня на столь грязную работу, если бы совсем ничего не чувствовала ко мне.
Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.
«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.
Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…
«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.
Впервые на русском – два новых романа Амели Нотомб.Порой мы подолгу гадаем, откуда в нас та или иная черта, отчего мы поступаем так или иначе. Ключи к разгадке лежат в детстве, раннем детстве. Его события ложатся на дальние полки подсознания и оттуда тайно управляют нашими поступками. Знаменитая французская писательница Амели Нотомб провела свое детство и юность за морями-океанами, в далекой Японии, где ее отец находился на дипломатической службе, и именно эта страна для нее навсегда определила вкус счастья.
Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.
Книга Ольги Бешлей – великолепный проводник. Для молодого читателя – в мир не вполне познанных «взрослых» ситуаций, требующих новой ответственности и пока не освоенных социальных навыков. А для читателя старше – в мир переживаний современного молодого человека. Бешлей находится между возрастами, между поколениями, каждое из которых в ее прозе получает возможность взглянуть на себя со стороны.Эта книга – не коллекция баек, а сборный роман воспитания. В котором можно расти в обе стороны: вперед, обживая взрослость, или назад, разблокируя молодость.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Все события, описанные в данном романе, являются плодом либо творческой фантазии, либо художественного преломления и не претендуют на достоверность. Иллюстрации Андреа Рокка.
В сборник известного чешского прозаика Йозефа Кадлеца вошли три повести. «Возвращение из Будапешта» затрагивает острейший вопрос об активной нравственной позиции человека в обществе. Служебные перипетии инженера Бендла, потребовавшие от него выдержки и смелости, составляют основной конфликт произведения. «Виола» — поэтичная повесть-баллада о любви, на долю главных ее героев выпали тяжелые испытания в годы фашистской оккупации Чехословакии. «Баллада о мрачном боксере» по-своему продолжает тему «Виолы», рассказывая о жизни Праги во времена протектората «Чехия и Моравия», о росте сопротивления фашизму.