Древняя музыка Земли - [14]

— Нельзя ли полегче! — напомнил о своем присутствии Сима.

— Ты сиди. В твоем положении любую пилюлю проглатывают молча, а если не лезет, запивают чаем. Дальше. Тебя раздражает, что никто не признает твою вполне здравую и полезную мысль о борьбе с недостатками. Но ведь вопрос о масштабах. Когда счет идет на микроны, это смешно, когда на миллиметры, это можно назвать слабостью, а на сантиметры — недостатком. Если твой глаз ловит микроны, не ставь себя в глупое положение. Но ведь бывают и вполне невинные недостатки, которые не мешают и не задевают других. Есть ли необходимость все подряд предавать остракизму? Естественно, если у товарища проявляется повышенный интерес к еде, его следует посадить на диету, — Субботин насмешливо посмотрел на Смолкина.

— Протестую! — завопил Сима.

— Ну, ну! Здесь люди, а не автомат. Нас не введешь в заблуждение.

Намек Субботина вызвал общее оживление. В памяти у всех еще не изгладился случай, когда Серафим, позорно провалившись на экзамене, сумел добиться у автомата права на переэкзаменовку. Не ожидавший такого кинжального удара от товарища, Сима сник, и Михаил смог продолжить в наступившей тишине свою мысль:

— Но ведь Сима героически одолел весь борщ без остатка только в интересах научного эксперимента, а ты не понял его и обиделся. Тут, надо сказать, главную роль сыграли чувства, то есть те самые подлые гены, о которых столь красноречиво говорила Майя. Итог: три-ноль в пользу Гончаровой. Защищайся!

— Минуту!

Саша налил себе кружку чая, отхлебнул и, поднявшись из-за стола, прошелся взад и вперед вдоль навеса над кухней.

— Хорошо. В чем-то я зарвался. Но Майя, как экологическая комиссия, готова на любое человеческое качество повесить табличку: «Охраняется законом». Пусть, дескать, все развивается естественным путем.

— Ну, знаешь ли! — вспыхнула Майя.

— Минутку! — Макаров сделал глоток из своей кружки. — Я, между прочим, никого не перебивал, а потому прошу меня выслушать молча.

— И стоя! — не утерпел Сима.

Субботин положил ему на плечо тяжелую руку и успокаивающе похлопал по спине, но тот уже не мог остановиться.

— Сняв шляпу!

Майя прыснула в ладошку и отвернулась. Саша невозмутимо отхлебнул еще глоток, а Михаил укоризненно посмотрел на Смолкина. Наконец все притихли.

— Если серьезно, я могу согласиться, что чувства всегда, в любом отдаленном будущем останутся привилегией человека, но ведь вопрос, какие чувства? Любовь? Да! Ревность? Нет! Дружба, участливость, сопереживание, нежность, теплота отношений наконец! То есть положительный комплекс! Вот ты, Майя, утверждаешь, что мы любим Шекспира потому, что часть тех чувств, которые были присущи его эпохе, сохранились в нас. Но ведь это уже ни в какие ворота не лезет! Неужели зависть, властолюбие, корыстолюбие, жадность, коварство, интриганство-то, против чего восстал еще Шекспир, присущи и нам в той же степени? Нет, конечно. Значит, определенный прогресс есть, даже за четыреста-пятьсот лет, а что может быть через несколько тысячелетий?

— Дорогой, не надо с меркой жизненной достоверности подходить к художественным произведениям. Шекспир, как и каждый художник, заострял действительность, да и жанр трагедии требовал жертв, потом стали писать драмы, и жертв стало значительно меньше. Если развитие общества пойдет по предсказанному тобой пути, то остается писать одни комедии или водевили!

— Вот и хорошо! В нормально организованном обществе вообще не должно быть драм.

— Но они есть! С детства я помню случай в нашем доме. Муж убил жену из ревности. И как! Задушил шарфом, почти как Отелло Дездемону. Дикость! — Майю всю передернуло от воспоминаний. — И все же это двадцать первый век. Вот тебе темная сила генетического наследия!

— Гены здесь ни при чем, — возразил Саша. — Просто попался девственно неразвитый тип. Бывают же флуктуации!

— Если бы! Во-первых, сколько я помню, это был очень интересный человек. Обычно он работал дома до глубокой ночи. Иногда он выходил по вечерам посидеть на скамейке, под липами. И сразу возле него собирались жильцы. Начинался любопытный разговор… Часто о космосе… Может быть, я ему обязана поступлением в Институт космонавтики. А во-вторых, говорили, что через день он должен был защитить докторскую.

— Тогда я не знаю, — честно признался Макаров. — И вообще, каждый человек — такая загадка…

Он помолчал. Неожиданно, неизвестно по какой ассоциации, вспомнились их странные отношения со Светланой. Он незаметно вздохнул.

— Ладно, я пошел к своим графикам. В них не меньше загадочного, чем в человеческой сущности, но они, по крайней мере, однозначны. Стоит найти ключ к одному, и раскроются остальные.

— К человеку тоже надо искать ключ…

— Не втягивай, нет настроения, — отмахнулся Саша.

— А я и не втягиваю, — улыбнулась Майя. — Просто тебе привет от Светланы.

— Да? — оживился Макаров. — А где она?

— В Аскании Новой. Изучает тамошний биоценоз.

— Майечка, я же геофизик! Нельзя ли попонятнее?

— Ну, Сашенька! Это же из школьной программы. Совокупность всего живущего. Растительный и животный мир, микробиологический комплекс…

— Я всегда недолюбливал биологию. Кстати, она же специализировалась как врач? Зачем ей этот твой биоценоз?