Древний Ливан - [42]

Дань города Тира Салманасару III.

Бронзовый рельеф.

Салманасар III повторил свои сирийские походы в 849, 848 и 845 гг. до н. э., причем с еще меньшим успехом. Однако в 841 г. его войско впервые достигло юга ливанской береговой равнины, о чем свидетельствуют древнейшие ассирийские надписи на Эль-Кельб. Тир и Сидон поторопились уплатить дань. Благодаря принесенным жертвам финикийские города избежали опустошения и во время сирийских походов 838, 810 и 806 гг. до н. э.

Итак, политика формального покорения и обложения данью себя вполне оправдывала, тем более если учитывать, что Ассирия не была в состоянии совершать бесконечные вторжения в Сирию. К началу же VIII в. до н. э. волнения в самой Ассирии привели ее к серьезному кризису. В результате этого кризиса прекратились сирийские походы, а царство Урарту возвысилось до великой державы, чьи вассалы и союзники занимали теперь территорию от Северной Сирии до Ирана. Тиглатпаласару III (744–727) с большим напряжением удалось разгромить это враждебное окружение. В данной ситуации древняя практика ежегодных грабительских набегов не годилась, поскольку в них участвовало войско, создававшееся всякий раз заново после окончания уборки урожая из земледельцев и рабов, занятых в сельском хозяйстве. Тиглатпаласар ввел постоянное войско профессиональных воинов и наемников, сплоченность которого обеспечивали строгая дисциплина и виды на богатую добычу. Новая организация войска позволяла длительное время держать в покоренных областях гарнизоны захватчиков и представителей ассирийской администрации. Но и здесь, как правило, был в ходу уже испытанный способ насаждения зависимых царьков с постоянным обязательством платить дань.

К финикийским городам-государствам ассирийцы относились более великодушно, чем к своим соседям, не имевшим выхода к морю. Если финикийцы сохраняли относительную свободу в торговле, то, надо полагать, это было в интересах самой Ассирии, чья заморская торговля издавна использовала связи финикийских купцов. И в дальнейшем при всех действиях на море, начиная с экспедиции в Эгейском бассейне и покорения Кипра в первый год правления Саргона II (721–705), ассирийцы были вынуждены прибегать к помощи финикийского флота. Некоторое представление о торгово-экономических возможностях финикийских городов-государств в ранний период ассирийского господства дает обнаруженное при раскопках в Нимруде (близ Мосула) послание ассирийского сановника по имени Курди-Ашшур-Ламур, который, вероятно, обладал правом надзора на территории Ливана при Тиглатпаласаре III. Судя по этому письму, торговая деятельность царя Тира не знала ограничений: «Его слуги входят в торговые дома по своему выбору, и выходят из них, и покупают, и продают». Соответствующие права были у Тира и на эксплуатацию своих лесов. Правда, на месте погрузки древесины нужно было платить немалую мзду ассирийским фискальным чиновникам.

Курди-Ашшур-Ламур докладывает, что сидонцы прогнали сборщиков налогов. Однако, применив оружие, эти чиновники вскоре опять приступили к исполнению своих обязанностей. Сидонцы также беспрепятственно эксплуатировали свои леса, поскольку запрет на торговлю лесом распространялся лишь на Египет и города филистимлян. Словом, положение финикийских городов в Ассирийской державе не было таким уже тяжелым. Богатство гордого Тира, которое примерно в 585 г. до н. э. с восхищением описывает Иезекииль (XXVI, 2 и сл), не могло быть составлено только после окончания ассирийского господства.

Процветание финикийской торговли и, несмотря на высокие налоги, рост благосостояния городских правителей и крупных торговцев не могли затушевать утрату былой независимости. И, конечно, продолжавшие существовать малые государства Сирии и Палестины были не в состоянии вести борьбу за свободу без поддержки какой-либо великой державы. На Египет, правда, надежды было мало. В период двухсотлетнего господства XXII и XXIII династий, фараоны которых происходили из египетизированных вождей ливийских наемников, страна на Ниле слабела от утраты центральной власти, что отразилось и на внешней политике. Реальные надежды на египетскую поддержку возникли при владыках XXV (эфиопской) династии, которые захватили власть примерно в 715 г. до н. э. и сразу же стали проводить активную антиассирийскую политику в Азии. Из изречений пророка Исаии мы узнаем о посольстве эфиопов в Иерусалим (Исаия. XVIII). Подобные же отношения могли быть завязаны и с финикийскими городами. В период неурядиц после смерти Саргона II в 705 г. до н. э., казалось, представился случай сбросить ассирийское иго. Успех обещало прежде всего отпадение Вавилонии от Ассирии. Ее возвращение имело для ассирийцев гораздо большее значение, чем сохранение господства на средиземноморском побережье. Послы вавилонского царя Мардукаплаиддина (Меродах-Баладана) прибыли в Иерусалим, чтобы договориться с Хизкией (Езекией), царем Иудеи, организатором восстания. Разумеется, в этой обстановке Тир решился принять участие в восстании и снова забрать под свой контроль кипрский Китион, отторгнутый в свое время от тирских владений Саргоном II. Вопреки ожиданию мятежников Синаххериб ассирийский (704–681) оказался в состоянии предпринять поход в Сирию уже в 701 г. до н. э. До совместных военных действий со стороны союзников дело не дошло. Синаххериб разделался с противниками поодиночке. Элу'эли (Лули), царь Тира, принял на себя первый удар. Видимо, он ожидал, что сопротивление ассирийскому натиску начнется в Сидоне, на севере подвластной ему области. Но сидонцы не стали бороться