Древний Ливан - [35]
При таких благоприятных условиях основание финикийцами морских факторий и городов-колоний могло начаться уже в сравнительно ранний период. Еще в XII в. до н. э. возникли поселения на Кипре. К тому же времени относится и основание североафриканского города Утика. За ним на территории Испании в X в. появляются Гадес (совр. Кадис) и Тартесс. Карфаген (Карт-Хадашт — «Новый город»), самая крупная из всех финикийских колоний, возник, по преданию, лишь в 814 г. до н. э.[48]. К началу VIII в. до н. э. не только заморская торговля, но и немалая часть побережья Средиземного моря находилась в руках финикийцев. Еще шире распространялось влияние их культуры. Из факторий и поселений техника финикийских ремесел перенималась окрестными жителями. В Северной Африке начали выращивать маслины и виноград. Финикийский язык стал языком делового общения на всем Средиземноморье. Даже северосирийские и киликийские города-государства, которые не имели на своих территориях больших финикийских поселений, в официальных надписях пользовались финикийским письмом и языком и заимствовали религиозные культы из Финикии.
Финикийские города-государства не только удивительно долго сохраняли свою монополию в морской торговле, но и постоянно ее расширяли. Правда, им не удалось (до конца) включить Красное море в свои морские владения. А связи по морю с Южной Аравией позволили бы им избежать дорогих караванных перевозок вдоль побережья Красного моря. Дело в том, что для дальнейшего следования товаров (морским путем) от северных берегов Красного моря во времена Израильской державы нужно было пересечь посуху территорию государства Соломона, которое к тому же было в дружеских отношениях с Тиром и весьма дорожило этой дружбой из экономических соображений. В этой благоприятной обстановке осуществлялись торговые дела Хирама и Соломона, связанные с Офиром[49], о которых имеются три кратких и не очень согласованных между собой упоминания в III Книге Царств (IX, 26 и сл.; X, 11, 22). При этом в них ясно видна тенденция приписывать Соломону самое большое участие в организации сего предприятия и прибылях от него. Фактически же Соломон, видимо, выделял в распоряжение Хирама только сооружения гавани, корабельный провиант и другое снаряжение, за что получал право в качестве вознаграждения использовать часть трюма в своих торговых целях. Когда в результате восстания под предводительством эдомитянина Хадада, вероятно еще при жизни Соломона, контроль над гаванью в заливе Акаба[50] был потерян, планам в отношении Офира пришел скорый конец.
Взаимоотношения между «материнскими» городами Финикии и их колониями не были свободны от противоречий. Города-колонии стремились стать самостоятельными городами-государствами. Города-метрополии, напротив, старались по возможности поставить развитие городов-колоний в тесную зависимость от себя. Причем они иногда прибегали и к военным мерам. Так, в сочинениях Иосифа Флавия есть известие, что Хирам I тирский, якобы предпринимал карательный поход против одной тирской колонии, вероятно Китиона на Кипре. На бронзовых чашах из Лимасола более двух столетий спустя глава кипро-финикийского «Карт-Хадашта» («Нового города») называет себя слугой царя Тира Хирама II. Африканский Карфаген не только направлял ежегодно в Тир торжественное посольство, но и уплачивал десятину главному храму в метрополии. Правда, позднее эта подать была значительно сокращена. На примере Карфагена становится ясно, какое значение имели культовые связи в отношениях с городом-метрополией. Ведь именно там была родина богов, которым поклонялись. Характерно, что текст из кипрского города Лимасол есть ничто иное, как посвятительная надпись в честь Баала ливанского. Колонии, поклоняясь богам Финикии, сохраняли верность и ее языку. Не менее прочными были также узы хозяйственных интересов, которые тесно связывали. города-метрополии с колониями. Для последних изоляция вообще была бы смерти подобна и неизбежно повлекла бы за собой контакты с окружающим миром. Особенно позднее, в эпоху столкновений с соперничающими морскими державами, финикийские колонии смогли успешно выстоять только благодаря связям с метрополией. Этому соответствовало развитие системы самостоятельных городов-государств, сплоченных вокруг города-метрополии — политического, культурного и военного оплота. Отношения, основанные на взаимных интересах, в основном оказались надежными. Когда персидский царь Камбиз после завоевания Египта в 525 г. до н. э. намеревался покорить Карфаген, финикийские города отказались поддержать его своим флотом. Правда, в особо критических ситуациях собственные интересы брали верх. Так, в последней схватке Карфагена с Римом (149–146 гг. до н. э.) ряд финикийских городов в Северной Африке, среди которых был и такой значительный, как Утика, выступил на стороне римлян.
В экономическом плане самый низкий уровень развития колоний был наиболее выгодным для финикийских городов. Поселение, состоявшее всего лишь из одной фактории, которая вела прибыльную меновую торговлю с более или менее отсталыми окрестными жителями, используя различие в культурном уровне, приносило сравнительно высокий доход, поступавший исключительно в город-метрополию. Колонии-пункты, расширяясь за счет притока новых жителей, занимающихся промыслами и ремеслами, стремились не только к образованию собственной общины, но и к экономической самостоятельности. В ходе развития колоний все большая часть торговой прибыли оставалось у них. В связи с этим крупные торговцы городов-метрополий должны были искать новые места сбыта. Притом им теперь приходилось выдерживать конкуренцию городов-колоний, которые до этого не проявляли интереса к проникновению в районы, втянутые в сеть собственно финикийской торговли. Первой колонией Карфагена была Ибиза (Эбее), основание которой античная традиция относит к 654–653 гг. до н. э.
