Древний Ливан - [13]

Во всяком случае, нет никакого сомнения, что и Навуходоносор, и другие нововавилонские цари заставляли спускать в долину кедры и кипарисы не только силами местных жителей. Возможно, это в некоторой степени меняло положение населения тех областей, в окрестностях которых росли кедры. Подобное наблюдалось также и в эксплуатации кедровых лесов в последующие века. Во времена эллинизма не только нужды судостроения вызывали все более широкие посягательства на кедровые массивы, но и быстро растущие потребности в длинноствольном строевом лесе для общественных и частных зданий, помещения которых становились все более крупными. Развивающаяся военная техника также истощала леса Ливана.

Александр Великий получал для осадных работ при взятии островного города Тира лес с Ливана. Иоанн из Гисхалы, один из вождей в Иудейской войне против Рима, строил защитные машины из кедровых бревен[15]. Их складывали у Иерусалимского храма для широкого применения в городе, обложенном римскими войсками.

Перед лицом усиливавшейся эксплуатации леса были предприняты попытки предохранить его от полного уничтожения, Вероятно, первые шаги в этом направлении сделал еще Тутмос III, объявив библские леса царскими угодьями. От времени ассирийского господства до нас не дошло ничего, что говорило бы о щадящем отношении к лесу. Но в это время наряду с повинностями кедром и просто захватами древесины военными отрядами развивавшаяся торговля кедром, которую вели приморские города — владельцы леса — и которая ранее поощрялась, теперь, по всей видимости, ограничивалась ассирийскими властями.

Более определенные сведения о мерах по защите лесов имеются у нас только от персидского времени. Когда Неемия в 445 г. до н. э. отправлялся в качестве наместника от двора Артаксеркса I в Иерусалим, он перед отъездом попросил у великого царя письмо к Асафу, главному управителю царских лесов, «чтобы он дал мне дерев для ворот крепости, которая при доме Божием, и для городской стены, и для дома, в котором бы мне жить» (Неемия. II, 7–8).

Интересно само название должности Асафа. В буквальном переводе это «страж (хранитель) царского парадиза (др. евр. пардэс)». Парадиз — слово, заимствованное из персидского и имевшее там значение «ограда, ограждение». Здесь оно означает не сад[16], а лесной заповедник царя. Такие заповедные участки лесов имелись в различных местах Ливана. Одно из них находилось в окрестностях хермельского монумента. Возможно, напоминание об одном из парадизов персидского времени хранит современное название селения Эль-Фердис, расположенное неподалеку от кедров Джебель Барука.

Совершенно точно известно нам о защитных мерах, которые предпринимал римский император Адриан в 134 г. н. э. Он объявил все высокогорные лесные области Ливана собственностью государственной казны и обозначил границы заповедника наскальными надписями и стелам» со ссылками на владельца и указаниями запретов. Сохранилось более 100 таких надписей. Они дают представление о размерах области, в которой в то время еще имелись леса, дающие кедровую и другую полезную древесину. Границы заповедника приблизительно соответствовали региону, где вообще могут произрастать кедры.

Итак, хотя экстенсивная эксплуатация кедровых лесов и Сильно сокращала количество пригодных на сруб деревьев, она все же не мешала распространению кедровой растительности. Поскольку вокруг кедра, весьма способного к размножению, при благоприятных условиях даже на каменистой почве быстро возникают бесчисленные побеги молодой поросли, подобные прореживания не могли стать угрожающими. Уничтожение кедровых лесов было вызвано преимущественно разведением коз. В связи с заселением средних горных террас с византийских времен молодая древесная поросль все чаще становилась жертвой этих животных. Пожалуй, определенное участие в уничтожении лесов принимали также ливанские угольщики, которые даже из тонких; стволиков умели выжигать древесный уголь. Опустошительно подействовала на остатки лесов железная дорога, топливные потребности которой во время первой? мировой войны заставляли топор лесоруба проникать в лесные места, которые до той поры почти не трогали..

Кедр в поэзии и мифологии

Терн, который на Ливане, послал к кедру, который на Ливане же, сказать: Отдай дочь свою в жену сыну моему. Но прошли дикие звери, что на Ливане, и истоптали этот терн.

IV Книга царств. XIV, 9

Невозможно было бы полностью оценить значение ливанского кедра в древности, если рассматривать его только в хозяйственном аспекте. Ведь в текстах очень часто содержатся намеки и на эстетическое впечатление от кедрового леса. Величественное зрелище роскошных деревьев, их благотворная тень, приятный своеобразный аромат — все это неоднократно упоминается в древних источниках. Египтянин, правда, не очень был склонен предаваться восторгам по этому поводу. Одна только мысль о густых лесах Передней Азии с их дождями, туманами и нередко снегопадами, в которых обитало много диких зверей и разбойников, вызывала у него опасение. Характерна в этом отношении Долина Кедра из египетской «Сказки о двух братьях», расположенная в отдаленной части подконтрольной Египту Передней Азии. Однако и в данном сказании кедр — дерево, которому придают особое значение. Недаром младший брат, чтобы сделать неуязвимым для врагов свое сердце, прячет его на вершине кедра «в цветке кедра». Если же дерево срубят, то он должен будет умереть. Но и в таком случае есть еще возможность спасти младшего брата, если старший найдет его сердце под поваленным деревом в течение семи лет и положит в воду. Так все и происходит, когда фараон посылает воинов срубить «древо жизни» младшего брата, чтобы убить его. Старший на четвертый год поисков все же нашел сердце брата. Оно напоминало кедровый плод… Здесь вымысел не лишен довольно меткой наблюдательности. Кедровая шишка, пока она еще не созрела и не раскрылась, при некоторой доле фантазии может показаться похожей на сердце. Кедровые шишки, растущие на широких, раскидистых ветвях, производят впечатление, будто они «лежат» на зеленых ворсистых ковриках.