Древние славяне, I-X века - [3]

По другому объяснению, природа слова «славяне» связана со славой: славные люди, славные в воинстве, мужестве и храбрости.

Собственно говоря, «слово» и «слава» – лексемы, образованные от одного корня, и происходят от глагола «слыть» – быть известным.

Малосостоятельной и вместе с тем менее лестной представляется гипотеза, согласно которой славяне – обозначение невольников. Так называли военнопленных чужестранцев из дальних земель древние римляне, и затем из латинского sclavus (раб) последовали западноевропейские заимствования в немецком, английском и скандинавских (шведский, норвежский, датский) языках.

Рослые, сильные, славяне в самом деле нередко становились, попадая в плен, живым товаром, широко продавались и пользовались спросом на невольничьих рынках, но в то же время – не больше чем, например, фракийцы, даки, германцы, франки, балты или представители других «диких» народов, которых римляне высокомерно называли варварами или вандалами.

Не выдерживает критики и выдвинутое на рубеже XIX–XX веков предположение языковеда И.А. Бодуэна де Куртенэ о происхождении этнонима «славяне» от имен собственных, оканчивавшихся на «слав»: Владислав, Судислав, Мирослав, Ярослав и других. По мнению этого исследователя, название «славяне» возникло вначале в среде римлян, захвативших на восточных границах своей империи множество рабов с такими именами. Звучное окончание «слав» будто бы постепенно превратилось в Риме в нарицательное название всякого раба вообще, а в дальнейшем и народа, выходцами из которого была изрядная часть этих рабов. Особенно абсурдным представляется допущение Бодуэном де Куртенэ того, что слово переняли у римлян сами славяне и тоже именовали себя рабами.

От Прикарпатья до Альп

Как бы широк ни был географический разброс точек изначального обитания славян, точнее, пра-, или протославян, они устойчиво тяготели к берегам Черного моря – Понта Эвксинского, как называли его проникшие сюда в качестве колонистов древние греки. Именно древнегреческий ученый Птолемей (ок. 90 – ок. 160) в труде «География» дал сводку основных сведений об античном мире – ойкумене и впервые упомянул о «словенах» (славянах). После него в VI веке о них уже как о «скловенах» в сочинении «Война с готами» пишет византийский историк Прокопий Кесарийский.

У одних античных авторов со славянами ассоциируются венеды (венеты) и анты, у других – скифы и сарматы, но сколько-нибудь убедительные доказательства в пользу того, что эти народы могут быть соотнесены со славянскими этносами, отсутствуют, причем наиболее уязвимый и спорный момент принадлежности славян к антам или прочим вышеназванным народам – разноязычие. Так, например, и скифы, и сарматы – представители иранской языковой группы.

Нет оснований не доверять лингвистической географии – выделившейся из языкознания науке, изучающей территориальное распространение языковых явлений. Так вот, согласно ее данным, привязка доминирующих мест обитания древних славян к черноморским берегам вызывает серьезные сомнения, так как не находит подтверждения в языке: морская лексика с обозначением природы, климата, рельефа местности (залив, ущелье, дюны и т. п.) или напрочь отсутствует, или совершенно очевидно заимствована из неславянских языков, тогда как в широком употреблении слова, которые никак не отнесешь к прародине у моря: для буйных трав, густых лесов, кустарников, деревьев, болот, рек, озер, заводей, то есть того, что составляет пейзаж не южной, а скорее северной полосы, названий более чем достаточно. В порядке вещей такие элементы ландшафта, как поляны, холмы, овраги, но нет ни гор, ни скал, ни шале, ни прибоя, ни гальки, ни морской шири и штормов, бриза и штиля.

Ж.-П. Лоренс. Смерть Тиберия. 1864

Разумеется, славяне сколько угодно могли менять географические зоны, скитаться из региона в регион, но быть все-таки выходцами с берегов Понта Эвксинского. Но тогда почему следы их первоначального пребывания не отложились и не закрепились в языке? Может быть, потому, что сами они были «не местные» и их неодолимо тянуло в теплые и сытые края из суровых и голодных земель, где борьба за выживание слишком дорого им обходилась?

Нет сомнения в том, что славяне не только сами по своему почину меняли места обитания, но и вынуждены были спешно бежать, встав на пути могущественных завоевателей древности. Попав под волны агрессивных нашествий, уцелеть, сохранить свои традиции, обычаи, этническую целостность и идентичность было весьма проблематично. Естественно, что, если славяне не успевали скрыться и маршруты очередных вторжений и захватов пролегали по их землям, ассимиляция, утрата индивидуальных особенностей и культурной самобытности оказывались неизбежны. Однако славянский этнос не был погребен ни под лавиной скифов, ни под натиском сарматов, ни при набегах аваров. Он выстоял, и частично пришельцы сами растворились среди местного населения. Сарматы, к примеру, даже поменяли кочевой образ жизни на оседлый и фактически слились со славянскими племенами.

Конечно, вытеснение более сильными и воинственными слабых в так называемую эпоху Великого переселения народов было неизбежной реальностью, но к славянам это не относится. Во-первых, они обладали достаточно высокой сопротивляемостью, чтобы покорно дать себя поглотить; во-вторых, сами зачастую были нападающей стороной. В тогдашнем жестоком мире они вполне боеспособные участники бесконечных схваток и стычек за передел территорий, и считать их всего лишь мирными пахарями и кроткими пастухами, которые лишь трудятся не покладая рук, было бы не только наивным, но и заведомо притянутым за уши отступлением от истины. Во всяком случае, соседи славян что на севере, что на западе (германские племена, кельты и балты), что на востоке и юге (скифы, сарматы, фракийцы, иллирийцы) видели в них реальную угрозу. И им было чего опасаться. Даже могущественная Византия времен императора Юстиниана (527–565) вынуждена считаться со славянами, после того как ее экспансия на Дунай и в глубь Причерноморья не принесла ожидаемого результата и оказалась напрасной тратой времени, сил и средств. К тому же вскоре греки получили адекватный ответ, который, кстати, сами и спровоцировали. Отряды славян смели византийские укрепления на Дунае и дошли до центра Балкан, а военные флотилии грозили Царьграду и свободно плавали по Эгейскому и Средиземному морям. Византия не смогла воспрепятствовать этому активному проникновению в зону своих геополитических интересов и смирилась с тем, что восточная часть Балканского полуострова была заселена поднепровскими и приднепровскими славянами, а также пришедшими из Прикарпатья хорватами. Одновременно западнославянские племена утвердились в Центральной Европе. Вероятно, от правого берега Дуная они поначалу продвинулись вплоть до Альп, но затем откатились на восток. Наличие в их лексике слов из италийских языков, в частности очень схожие названия гончарной посуды, красноречиво свидетельствует о том, что славяне длительное время располагались не только на задворках Западной Европы. Это не значит, что, взаимодействуя с другими племенами и народами, они знали лишь язык войны и все их соприкосновения и контакты с соседями не обходились без оружия, но именно военный ресурс и готовность к вооруженному противостоянию «чужакам» играли не просто важную – решающую роль.