Древнерусское предхристианство - [23]
«открывал» весною и «закрывал» осенью «ключи» Мать-сырой-земли, ограждал от зла людской и животный род. Следы его почитания сохранились в народном имени Родион, Родя, Родик (от греческого Иродион). Крестьянский календарь соединил дни памяти св. Иродиона-ледолома (8 апреля) и св. Иродиона-ледостава (10 ноября) с оживанием и оскудением подземных родников, со вскрытием рек и их замерзанием.
В понимании русов, Сварог-Род «природил» им весь окружающий мир – природу. Со всеми живыми существами, даже самыми опасными, они стремились установить отношения родства. Так преодолевался подсознательный страх перед неочеловеченной жизнью, зависимость от грозных стихий и свирепых зверей. Праславянское *ordъ– «род» восходит к индоевропейским *ǝordh «высокий, растущий», *hordh «потомок», с ним в родстве греческое ὀρθóς «прямой, истинный»,[134] немецкое Ordnung и английское order со значением «порядок», а также метатеза, давшая в древнерусском – рядъ «порядок, договор, суд». В Роде можно видеть олицетворение порождающей силы Сварога.[135]
После священного медведя древние русы более всего почитали птиц. Они знали дорогу в ирий, приносили на землю вести от обитавших там душ родителей, а от живых – на небо. В народном календаре отмечался прилёт птиц-вестниц весны (грачей, скворцов, жаворонков, ласточек, голубей, кукушек), начало пения соловьёв и отлёт в теплые края журавлей, гусей, уток. Слово «птица», вероятно, значило «крылатая» и восходило к индоевропейской основе *pt- (откуда греческое nrepov «крыло»). Связь небесной глуби и голубизны породило в языке обозначение оттенка синего цвета голубой, голубец и название «небесной птицы» голубя.
Доска домовой резьбы. Владимирская губерния. XIX в.
Петух-будимир несёт в клюве цветок жизни – дар солнца.
Этой паре слов соответствуют латинские columba «голубь» и caelum «небеса», их символическое единство прослеживается и дальше: двускатный покровец намогильного креста на Руси называли го́лбец, считали знаком небесного покрова и увенчивали изображением голубя, а древние римляне словом columbarium именовали «голубятню» и «подземную усыпальницу» предков.
Одной самых почитаемых, рано приручённых птиц являлся петух (петел, петка или звукоподражательное ко́кошь). Это прозвище было неотрывно от глагола пъть и означало «певец». Его первоназвание куръ родственно индоевропейской основе *sur- «солнце». Петуха с древности почитали как птицу, воспевающую восход дневного светила, русы называли его будимир.
Птицу со звукоподражательным прозвищем куку́ша, ку́кша «кукушка» наделяли способностью предвещать жизнь и смерть. Её название менялось и было родственно словам кокошь «курица», кокот «петух», кокота́ть «кудахтать», латинскому cuculus «кукушка» и древнеиндийскому kākas «ворона». Существовали её прозвища зегзица, зозуля, а истинное имя кукушки, запретное к произнесению, предположительно сохранилось в диалектном жи́ва.
Сходство народных прозвищ кукушки загоска и гуся – гуска,[136] видимо, объясняется тем, что обе птицы считались небесными гостями – вестницами и спутницами Сварога. Млечный путь славяне называли, помимо прочего, Гусиной дорогой. Гусей, а также уток, лебедей, журавлей, цапель почитали особо, как обитателей трёх миров: неба, земли и воды. Утку считали причастной к сотворению мира; цаплю, как и лебедя, считали «святыми птицами», их запрещено было убивать и употреблять в пищу.[137] Древние русы чтили орлов и ястребов, а соколов издревле относили к своим небесным покровителям. Их название, означавшее «летающая кругами птица», прарусы производили от корня *kolo- «круг», именовали себя скелетами «соколами», греки же называли славяноязычных сколотов «скифами». Важнейшей среди птиц считали «вещего» ворена, птицу небесной глуби. Его название в родстве с древнегреческим ὄρνις «птица» (ὄρνιςοὐρανóς «вещая птица; небесная птица; петух»), авестийским vārǝγna ««священная птица, сокол» и прусским warnis «ворон».[138]
На более низкой ступени располагались земные существа. Исключением среди них прарусы считали человекоподобного медведя, а животных русей, «светлой» окраски с «огнеподобной», искрящейся шерстью почитали «родичами». В их названия непременно входил корень ros-/rus-: рысь, ресемаха («русого меха»), барс, барсук, по́роз (по́рос) «баран, кабан, поросёнок, бык».[139] У зверей перенимали зоркость и чуткость в восприятии звуков и запахов. Глаголы чуяти, уха́ти (откуда производное «благоухать») объединяли слух и нюх, способность одновременно слышать звук и чуять запах. В древнюю эпоху слова ухе, слеухъ, духъ «запах; душа, ветер», въздеухъ «вздох, воздух, то, чем дышат» казались родственными по смыслу. Они связывали все, что незримо, но ощутимо, что доносится с дуновением ветра – слышится и ощущается.
Особо чтили существа способные, подобно священному медведю, «обмирать» на зиму и «оживать» весной – змею (ужа, угря) и лягушку. Её пятипалые лапки походили на ручки и ножки крохотного человека. В лягушке видели перевоплощение умершего предка, менявшего облик и «обращавшегося» в существо-двойника. В сказке «Царевна-лягушка» она, сбрасывая кожу (меняя обличье), превращается в девицу и наоборот. После того, как Иван-царевич сжигает «кожу» лягушки (её новое тело) на погребальном костре, та «оборачивается лебедем» и улетает в небо – превращается в клуб дыма. Отныне её душу можно отыскать лишь в потустороннем мире: «за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном государстве /…/».
