Драйзер. Русский дневник - [109]

6 янв.

Когда мы снова тронулись, началось сильное волнение. В 7 утра мы прибыли в Феодосию, что на берегу моря в Крыму. Некоторое время я не вставал, но тут вернулась из города Дэви. «Жаль, что вы не пошли, – сказала она, – это замечательное место, я даже посетила картинную галерею». Мы с Р. К. сошли на берег, дали извозчику рубль и поехали по городу; улица, обращенная к морю, была прекрасна – один дом лучше другого. Раньше это были резиденции богачей, а теперь клубы, дома отдыха и санатории для рабочих. Преобладала греческая архитектура. Это, как мне кажется, показывает, что в свое время здесь жили греки, повлиявшие на этот город, или что на архитектуру влияют природные условия. Один особенно красивый дворец из сероватого камня с мозаиками и башней в саду строил для себя табачный магнат – и уже почти достроил, когда произошла революция. Так что пожить ему во дворце не пришлось, он бежал за границу[317]. В настоящее время здесь расположен санаторий профсоюза советских служащих и работников торговли. Повернув в один из переулков, мы попали в картинную галерею художника Айвазовского, собрание прекрасных картин на тему моря; одно из огромных полотен с морским видом занимает целую стену. Этот художник больше всего на свете любил Феодосию; еще мальчиком он обычно спускался на пристань, вход куда был запрещен, и делал эскизы; его прогоняли, даже задерживали, его наказывала мать, но ничто не могло оторвать его от берега моря. Здесь также есть экспозиция новых картин местных художников. В целом галерея показалась мне совершенно очаровательной.

Конечно, как всякий хороший извозчик, наш извозчик должен был обязательно показать нам базар; улицы были грязными – видимо, недавно прошел дождь, да и сейчас было сыро и пасмурно.

К следующей стоянке море довольно сильно заволновалось. Все разбрелись по своим каютам, но на меня волнение не действовало. В 9 часов вечера мы прибыли в Ялту, где были самые сильные землетрясения[318]. Сначала я не хотел сходить на берег, потому что с парохода ничего не было видно, кроме огней в лавках на набережной, так что Р. К. и Дэви ушли без меня. Но позже я тоже решил пройтись.

Некоторое время я прогуливался по тускло освещенной улице, разглядывая новые щитовые дома, очевидно, сооруженные для пострадавших. В город отсюда вела не одна улица, а несколько живописных улиц, которые проходили мимо садовых оград. За заборами, словно стражи, высились кипарисы, и, вообще, ночной город выглядел привлекательно. Я поднимался по одной из темных улиц, когда в двадцати футах впереди меня на тротуар неожиданно рухнула значительная часть кирпичной стены. Я отпрыгнул на середину улицы; появились люди, которые громко разговаривали и жестикулировали. В общем, и мне достались кое-какие впечатления от землетрясения. Здесь тоже погода была мягкая, а улицы – чудовищно грязные. Мы вышли из Ялты очень поздно ночью, но я в этот день рано лег спать.

7 янв, 1928 года

В 8 утра – Севастополь, знаменитый порт, за который шло множество сражений. В очередной раз я воспылал надеждой найти здесь приличную еду. Мы наняли извозчика, чтобы он показал нам город. Сначала мы двинулись вверх по главной улице, а потом спустились вниз к морю. Это довольно тихое место, на окраинах которого находится несколько военно-морских училищ, и потому на улицах города много моряков. На пристани стоит памятник адмиралу, который спас порт от турок в 1853 году[319]. «Пошел!» – сказали мы, и наш извозчик тем же путем поехал обратно. «А почему не по-другому?» – спросили мы. «Так в городе только две улицы, – ответил он, – и на обеих мы уже были». Свернув за угол, он начал с энтузиазмом демонстрировать нам местные достопримечательности: «Вот трамвай, – выступил он в роли добровольного гида. – Он идет на железнодорожную станцию». «Замечательно», – ответил я. «А там рядом базар», – с надеждой продолжил он. «Нет, мы сойдем здесь», – сказал я, и мы пошли в ресторан. Здесь подавали своего рода молочный обед, но по крайней мере это была безопасная еда: горячее молоко, яйца, масло, белый хлеб… «Я зашла слишком далеко, – внезапно сказала Р. К. с очень удрученным видом, – чтобы сейчас мне можно было чем-нибудь помочь». Мы вернулись на судно. Там группа курсантов сходила на берег и отправлялась в свое училище. Я купил на судне несколько своих книг и отдал их командиру, который всю дорогу смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Он был очень удивлен и долго меня благодарил. «Это будет хорошая память», – сказал он.

В 5 вечера мы бросили якорь достаточно далеко от берега, где был небольшой причал. Волна была очень высокой. Я вышел на палубу, чтобы понаблюдать за буксиром, который пытался подобраться достаточно близко к судну, чтобы забрать пассажиров и отвезти их на берег. Суденышко бросало, как пробку; в любой момент оно могло ударить нас в борт. Еще одно судно, грузовое, находилось поблизости, ожидая буксировки назад. Было темно, дул сильный ветер – дикая сцена, но наконец пассажирам удалось сойти на берег, и через некоторое время мы снова были в пути.

Последняя ночь на судне была самой тяжелой. Пока мы не достигли Одессы, волнение было настолько сильным, что мы не могли встать на ноги, не то что паковать вещи. Помню, как, глядя на пять спасательных кругов, висящих на стене, я сказал себе: «Наверняка все они уже сгнили. Готов поспорить, что, если кто-то наденет такой круг, то пойдет с ним прямо на дно».