Драматург - [17]

— Им не следовало отправлять Роя домой.

Я не собирался открывать эту банку с червями. Никогда еще страна так не разделялась, как после выстрела в Майкла Коллинза. Вы или за Роя Кинна, или нет. Даже Северная Ирландия не возбуждала таких страстей. Малачи глухо застонал, из чего следовало, что ему требуется никотин. Я еще ни разу не видел человека, так подсевшего на никотин. Он прикуривал новую сигарету от окурка предыдущей. Я ощущал сейчас в нем эту яростную потребность. Я двинулся в сторону палаты, служитель Господа пошел следом и заныл:

— Эй, я еще не закончил.

— Ты ведь хочешь закурить, так?

— Ну и что?

— Так даже священники должны следовать правилам… хотя бы самым очевидным.

Собравшиеся в нише курильщики хором произнесли:

— Святой отец…

Он их проигнорировал и крепко схватил меня за руку. Я сказал:

— Отстаньте.

Малачи не послушался и проговорил:

— Твою мать пришлось перевести в приют. Ее с одной стороны парализовало, так что ей требуется круглосуточный уход.

Она, наверное, в ярости. Когда-то она сказала: «Приют? Лучше сразу на кладбище. Если попал в приют, то уже не выйдешь. Обещай мне, сын, обещай, что ты этого никогда не допустишь».

Я не обещал, но мой отец перевернулся бы в могиле, поэтому я спросил:

— Где это?

— На Граттан-роуд, называется «Святая Джуд».

Священник отпустил мою руку, неловко потоптался, поэтому я поинтересовался:

— Там нормально?

Он затоптал сигарету на полу, хотя кругом стояли пепельницы, и сказал:

— Так себе. У нее мало денег, но, увы, жизнь — нелегкая штука.

Один из курильщиков выдвинулся вперед и спросил:

— Святой отец, вы можете нас благословить?

— Не раздражайте меня.

Малачи что-то еще прошипел и затопал прочь.

В больнице вычистили мою одежду, только на рубашке остались блеклые следы крови. Я выглядел потрепанным. Чтобы мне легче было ходить, они выдали мне трость. Я сначала отказался, но вынужден был сдаться. Опираясь на трость, я поблагодарил медсестру, получил запас болеутоляющих таблеток и спустился на первый этаж на лифте. На благоустройство фойе больницы потратили целое состояние, причем бездумно. Оно напоминало зал отправления в аэропорту, с навороченным кофе-баром, огромными растениями в кадках и атмосферой изобилия. Никто не мог найти приемное отделение, и люди потерянно бродили по огромному залу.

Я позвонил по телефону в службу такси, и девушка пообещала:

— Такси будет через двадцать минут. Как водитель вас узнает?

— Я буду в кофе-баре. У меня трость…

Я не успел закончить, как она крикнула:

— Пять девять, забрать пассажира в больнице, старик с тросточкой.

Клик.

Я постарался не думать об этом, осторожно сел и получил кофе. Услышал:

— Джек!

Повернулся и увидел приближающуюся Энн Хендерсон. Мое сердце забилось. На ней были грубые брюки и обтягивающий желтый свитер; рукава закатаны, чтобы продемонстрировать легкий загар. Казалось, что ее обручальное кольцо испускает сияние. Она спросила:

— Можно сесть?

— Конечно.

Как всегда, при виде Энн у меня замерло сердце. Я повесил трость на край стола. Энн бросила на нее быстрый взгляд, и я проговорил:

— Меня только что назвали стариком.

Это ее задело, и я немного обрадовался. Черт, я хотел расстроить ее еще сильнее. Она сказала:

— Я ужасно сожалею.

— Что я старый?

Она покачала головой, слегка раздражаясь, потом объяснила:

— О том, что с тобой случилось.

— Не ты же меня била.

— Но это произошло из-за меня. Я рассказала Тиму о нашей встрече, и он от ревности написал тебе записку, — пояснила она. И добавила: — Но я ничего о записке не знала до того, как тебя покалечили.

Я промолчал. Если она надеялась на понимание, то у меня в запасе его уже не осталось. Я опустил ложку в чашку, начал энергично мешать кофе. Энн протянула руку, чтобы коснуться меня, но я рявкнул:

— Не смей.

Она отшатнулась, будто ее укусили. Я сказал:

— Он приходил меня навестить, твой муженек. Он не захватил ни винограда, ни клюшки, но он хотел, чтобы мы обо всем забыли. Что ты по этому поводу думаешь, Энн? Должен я все забыть, может быть, заказать мессу и каждый хромой шаг посвящать душам, мучающимся в чистилище? Ты считаешь, я так должен поступить?

Лицо Энн исказилось от боли, каждое мое слово — а я говорил медленно — глубоко ранило ее. Она тяжело вздохнула:

— Джек, не мог бы ты… не мог бы ты забыть?

— Нет.

Она судорожно сжала руки:

— Если ты причинишь ему вред, я никогда больше с тобой не увижусь. Ты для меня умрешь.

Подошел человек и спросил:

— Вы такси заказывали?

Я кивнул и потянулся за тростью. Энн протянула руку, коснулась моей руки и взмолилась:

— Я умоляю тебя, Джек

Я наклонился поближе, и от запаха ее духов у меня закружилась голова. Сказал:

— Ты можешь кое-что передать своему мужу? Скажи, что его хоккейные дни остались в прошлом.

Я похромал за водителем. Тот спросил:

— Вам не надо помочь?

Я отрицательно покачал головой. Помощь, которая бы мне пригодилась, имела вкус «Джеймсона». Когда я уселся на заднее сиденье, таксист включил передачу, обругал шофера «скорой помощи» и поехал. Затем посмотрел на меня в зеркало:

— Это ваша миссис?

— Нет, это мое прошлое.

Он задумался и включил радио. Я узнал станцию, по которой передавали классическую музыку. Диктор сообщил: