Драма жизни Макса Вебера - [17]

Глубинный психологический механизм такого рода изменений умел показать Фрейд. Схематически это выглядит, согласно очерку Фрейда «Достоевский и отцеубийство», примерно следующим образом. Отношение мальчика к отцу амбивалентно: с одной стороны, существует любовь к нему и преклонение перед его силой и мужественностью, ребенку хочется быть таким, как отец; с другой – ребенок ненавидит отца и хочет его устранить, поскольку отец является его соперником в борьбе за любовь матери. Это называется «идентификация с отцом» и «эдипов комплекс». В определенный момент ребенок начинает понимать, что попытка устранить отца как соперника встретила бы сопротивление со стороны отца и наказание путем кастрации. Это называется «комплекс кастрации». Из страха перед кастрацией, то есть из боязни потери мужественности, ребенок отказывается от планов по обладанию матерью и от ликвидации отца.

Не следует, конечно, представлять себе ребенка хладнокровным киллером, который готовит ликвидацию отца и намеревается изнасиловать мать, а затем по зрелому размышлению понимает, что с отцом ему, к сожалению, не справиться, и откладывает этот план. Все происходит на уровне бессознательного, а на уровне рассудка выступает в каком-то совершенно ином виде, как, например, в том, что описан Марианной: отец – плохой, мать – хорошая, сын заступается за мать. Фрейд назвал специфическую констелляцию переживаний, составленную из любви мальчика к матери и соперничества с отцом в связи с этим, эдиповым комплексом, отсылая к древнегреческому мифу о царе Эдипе. Эдип убил своего отца, не зная, что это его отец, и стал мужем своей матери, не зная, что это его мать. А в мифах сформулированы в некотором смысле антропологические константы, постоянно воспроизводящиеся с большей или меньшей выразительностью и полнотой в реальных человеческих судьбах. Блокировка планов мальчика по устранению отца в большинстве мужских биографий оказывается неизбежной. Но даже будучи блокированы, эти планы не исчезают бесследно, а являются, согласно Фрейду, основой возникновения чувства вины и поэтому готовности к наказанию, к тому, что обязательно должна последовать кара. Прежде всего со стороны отца (хотя и не обязательно только отца). Каждая кара является, пишет Фрейд, в основе своей кастрацией и как таковая – осуществлением изначального пассивного отношения к отцу. «В конце концов и судьба – всего лишь более поздняя проекция отца»[6]. Доктор Фрейд описывает здесь модельный случай, который, так сказать, представляет, демонстрируя больного по имени Достоевский. Но, как поясняет Фрейд, нормальные явления, происходящие при формировании совести, в принципе носят такой же характер. Нам можно на этом основании прийти к выводу, что Вебер осуществил «преступный акт отцеубийства» и дальнейшая его судьба предопределена этим актом, точнее, его внутренней психической переработкой в бессознательном. И не важно, что ни первопреступление, ни эдипов комплекс, ни идентификация, ни комплекс кастрации к тому времени, хотя уже, наверное, обнаружены Фрейдом, но еще систематически не описаны и мало кому известны. Это, повторю, не важно. Механизмы бессознательного работают независимо от их познанности и познаваемости.

Из воспоминаний Марианны возникает простая схема того, что в свете понятий фрейдовской теории можно назвать отцеубийством: отец – консерватор, ретроград, домашний тиран, мать – чистая душа, посвятившая себя Богу и благотворительности, угнетаемая и тиранизируемая отцом, сын – любимец матери, отвечающий ей сыновней любовью и желающий спасти ее от тирании отца. Сын нападает на отца с упреками, отец возражает, нервный сын распаляется и выталкивает отца за дверь. То, что отец умер, не имеет отношения к ссоре. На это есть медицинские естественнонаучно фиксируемые причины. У сына чистая совесть. Он не виноват в этой прискорбной смерти и поэтому может спокойно ехать на отдых в Испанию.

«По-фрейдистски» все это формулируется совсем иначе. Сын любит мать и хочет спасти ее от отца и владеть ею, отец стоит на пути этой любви, и сын желает устранить отца, но боится наказания – кастрации. В ссоре сын убивает отца, но им овладевает чувство вины. Как говорит Фрейд в очерке о Достоевском, «отношение между личностью и отцом как объектом превратилось, сохранив свое содержание, в отношение между Я и Сверх-Я. Новая постановка на второй сцене»[7]. И эта постановка не кончается похоронами и поездкой на отдых, она – навсегда. Она становится судьбой. Практически вся дальнейшая жизнь Макса Вебера получает свое – психоаналитическое – объяснение, если принять во внимание эту постановку «на второй сцене», то есть в области бессознательного. Во-первых, это «страшная болезнь» Вебера. У Достоевского ведь, как известно, своя болезнь; в цитируемом очерке Фрейд называет прямым следствием пережитого им отцеубийства эпилепсию – morbus sacer, «священную болезнь», наложившую свою роковую печать на всю жизнь писателя. Она «священная», потому что в Средние века воспринималась как свидетельство одержимости божественной или демонической силой. Эпилептический припадок в этом смысле, пишет Фрейд, «равноценен наказанию». Я пожелал смерти другому, с которым ранее себя идентифицировал, а теперь я сам стал этим другим и сам умер. Психоанализ утверждает, что этот другой для мальчика обычно отец и именуемый истерией припадок является, таким образом, самонаказанием за пожелание смерти ненавистному отцу. Нетрудно предположить – даже удивительно,