Драма девяносто третьего года. Часть первая - [59]

Рывок Барнава был столь стремительным, столь пылким, столь страстным, что принцесса Елизавета удержала молодого человека за полу его сюртука, а королева закричала от ужаса.

Петион не двинулся с места и не произнес ни слова.

С этой минуты Мария Антуанетта и как женщина, и как королева оценивала каждого из них в соответствии с тем, чего они заслуживали; она подняла вуаль.

Само собой разумеется, сделала она это не ради Петиона.

Прежде, вплоть до момента встречи с комиссарами, всякий раз, когда король и королевская семья делали остановку, чтобы пообедать или поужинать, они ели одни. На первом постоялом дворе, где был устроен привал после того, как комиссары присоединились к их величествам, в прежний порядок никаких изменений внесено не было, и накрывать на стол намеревались тем же образом; но, посовещавшись, король и королева сочли своим долгом пригласить комиссаров отобедать вместе с ними. Петион принял приглашение, даже не догадываясь, что ему оказывают милость, или делая вид, что не догадывается об этом. Однако Латур-Мобур, а в особенности Барнав долго отнекивались; Барнав даже настаивал на том, что он будет стоять и прислуживать королю.

Но всего один взгляд королевы заставил его решиться, и до самого конца поездки комиссары ели вместе с королем.

Как уже было сказано, королева, помимо того, что у нее, как ей казалось, была нужда в Барнаве, изменила свое мнение о нем; следует сказать также, что и Барнав делал все от него зависящее, чтобы понравиться королеве; будучи наследником Мирабо на трибуне Национального собрания или, по крайней мере, полагая себя таковым, Барнав страстно мечтал о том, чтобы занять в кругу доверенных лиц королевы то место, какое занимал там покойный. Увы! Бедный молодой человек не знал, что это место было предоставлено Мирабо с одной стороны из страха, а с другой — из презрения.

Тем временем королевский кортеж продолжал двигаться по направлению к Парижу. Стояла изнуряющая жара, беспощадная июньская жара, та жара, что опаляет голову, приводя в неистовство рассудок; в лучах солнца искрилась пыль на выжженной дороге и сверкал целый лес пик и штыков. Принцесса Елизавета поддалась усталости, поддалась солнечному зною, поддалась дреме, которая одолевала ее после двух ночей, проведенных без сна, и трех дней, проведенных в тревогах; она уснула и, уснув, опустила голову на плечо Петиона.

И вот в рассказе Петиона о поездке в Варенн, оставшемся неизданным, он заявляет, что принцесса Елизавета, эта святая женщина, с которой читатели уже знакомы, влюбилась в него или, по крайней мере, уступила природе, как выражались в те времена.

Грубиян, глупец и хвастун — все же это слишком много для одного-единственного депутата.

То, что произошло, придало ему смелости, хотя, по правде сказать, он в этом и не нуждался. Бедный маленький дофин, который начал свою школу узника и которому предстояло перейти от Петиона к Симону, бегал взад-вперед в карете. Случилось так, что он остановился между ног Петион, и тот вначале по-отечески приласкал его, а в конце концов потянул за уши и дернул за волосы.

Славный Петион, каким превосходным отцом семейства он мог стать!

Королева вырвала дофина из рук Петиона и посадила его на колени Барнаву.

Барнав носил депутатский сюртук, и ребенок стал забавляться, теребя пуговицы этого сюртука.

На пуговицах был выбит девиз; после долгих усилий юному принцу удалось прочитать его.

Девиз гласил: «Жить свободным или умереть!» Королева устремила на Барнава полные слез глаза. Бедная королева, а вернее, бедная женщина! Возможно, ей доводилось выглядеть более красивой, но наверняка она никогда не выглядела более достойной уважения и более трогательной.

У Барнава защемило сердце.

Первую ночь королевская семья провела в Шалоне, вторую — в Дормане; Барнав понимал, какая мука для королевы ехать шагом в эту жару, по этой пыльной дороге, среди этих угроз и под этими любопытствующими взглядами.

И вместе с двумя своими коллегами он решил, что впредь у королевской кареты не будет никакого другого эскорта, кроме кавалерийского.

Выдвинутый им предлог состоял в том, что за ними может быть устроена погоня и потому крайне важно ехать быстро.

В действительности же он хотел сократить время, проведенное в пути и, следовательно, проведенное под палящим солнцем.

На третий день королевская семья прибыла в Мо и расположилась в епископском дворце, который одновременно является и дворцом Боссюэ.

Прошло чуть более столетия с тех пор, как прозвучал красноречивый возглас Боссюэ: «Ее королевское высочество умирает! Ее королевское высочество умерла!» Смерть ее королевского высочества герцогини Орлеанской явилась одним из важнейших событий царствования Людовика XIV. Если бы герцогиня Орлеанская умерла в то время, к которому мы подошли, на ее смерть никто не обратил бы внимания.

Это мрачный дворец, достославный осколок былых веков, величественный, как прошлое, величественный и, главное, простой, со своей кирпичной лестницей и садом, ограниченным старыми крепостными стенами; дворец, где еще и сегодня показывают кабинет великого человека; сад, где еще и сегодня показывают аллею падубов, ведущую к этому кабинету.