Драма девяносто третьего года. Часть первая - [58]

По окончании чтения Барнав и Петион поспешили сесть в королевскую карету.

Госпожа де Турзель уступила свое место одному из них и вместе с г-ном де Латур-Мобуром села во вторую карету.

Королева хотела воспротивиться такому размещению, ибо предпочла бы, чтобы рядом с ней остался г-н де Латур-Мобур, которого она немного знала.

Однако он наклонился к ее уху и сказал ей:

— Ваше величество, я согласился взять на себя эту печальную миссию, приблизившую меня к вам, лишь в надежде быть полезным королю. Так что ваше величество может рассчитывать на меня как на самого преданного из ваших подданных, но иначе обстоит дело с Барнавом, одним из важнейших членов Национального собрания, имеющим в ней огромное влияние; его тщеславию польстит, если он будет находиться в карете короля; так что важно, чтобы он оказался в ней и у королевы появилась возможность поближе познакомиться с ним. Поэтому я умоляю вас счесть правильным, что я уступаю ему свое место и сажусь во вторую карету вместе с госпожой де Турзель.

Королева поблагодарила г-на де Латур-Мобура улыбкой. Она намеревалась снова сделаться женщиной: обольстить Барнава было для нее забавой.

Правда, понадобились такие обстоятельства, как эти, чтобы Мария Антуанетта дала себе труд обольстить адвокатишку из Гренобля.

Барнав, отличавшийся худощавостью, сел на задней скамье кареты, между королем и королевой.

Петион расположился на передней скамье, между принцессой Елизаветой и дочерью короля.

Юный дофин сидел попеременно на коленях матери, тетки или сестры.

XVI

Барнав. — Опущенная вуаль. — Изложение убеждений. — Петион. — Его дурные манеры. — Священнослужитель. — Рывок Барнава. — Поднятая вуаль. — Дорожная трапеза. — Плечо Петиона. — Дофин и Петион. — Пуговицы сюртука. — Девиз. — Прибытие в Мо. — Дворец Боссюэ. — Две беседы с глазу на глаз. — Королева и Барнав. — Король и Петион. — Телохранители. — Отвергнутое предложение. — 25 июня. — Бездна, разверзшаяся за пять дней. — Афиши. — Возвращение по Елисейским полям. — Перевернутые ружья. — Вопрос и ответ. — Голос толпы. — Высказывание г-на Гийерми. — Опасность, грозящая телохранителям. — Горничные королевы. — Сестра г-жи Кампан. — Профессиональный клеветник. — 11 июля, апофеоз Вольтера.

Выше мы сказали о решимости королевы в отношении Барнава, однако незначительное происшествие воспрепятствовало ее планам.

Наклоняя голову, перед тем как сесть в карету, Барнав бросил вначале взгляд на трех телохранителей, затем на королеву, и на губах его промелькнула легкая ироничная улыбка.

Поговаривали, что одним из этих трех телохранителей был г-н фон Ферзен, а г-н фон Ферзен, как известно, слыл в то время любовником королевы; улыбка Барнава ранила ее в самое сердце.

Она опустила вуаль и явно решила не произносить ни слова.

Но, если предположить, что данная улыбка была бестактностью со стороны Барнава, то это оказалось единственной бестактностью, которую он себе позволил.

Красивый, молодой, учтивый, наделенный открытыми манерами и исполненный уважения к великому несчастью, перед лицом которого он оказался, Барнав непременно должен был очень быстро сгладить это первое и неприятное впечатление, которое он произвел.

И потому вскоре король заговорил с ним.

Беседа шла о политических событиях; Людовик XVI излагал свои убеждения как король, Барнав — как патриот, Петион — как республиканец.

Петион являл собой полную противоположность Барнаву; в обстоятельствах, в которых ему довелось оказаться, он, хотя и наделенный от природы довольно мягким нравом и даже не лишенный некоторой сентиментальности, достаточно распространенной в ту эпоху, полагал своим долгом призвать на помощь себе всю жесткость, какая имелась в его характере.

На все вопросы, какие задавал ему король, он отвечал:

— Что касается меня, то я сторонник республики.

И, в то время как Барнав, выказывая отменную учтивость речи и замечательное чувство такта, обсуждал с королем самые горячие вопросы текущего момента, Петион позволял себе в разговоре с принцессой Елизаветой пошлые шутки, которые эта девственная особа нарочито не понимала, и безбожнические насмешки, которые эта святая встречала в штыки.

Почувствовав жажду и заметив находившиеся возле принцессы Елизаветы стакан и графин с водой, он взял стакан и, не извиняясь и не испрашивая разрешения, протянул его принцессе Елизавете, чтобы она налила ему воды.

В глазах столь аристократичной натуры, как королева, Петион был грубым невежей.

В этот момент случаю было угодно предоставить двум комиссарам возможность сделать очевидным существовавшее между ними различие.

Какой-то священнослужитель подошел к королевской карете, желая, подобно г-ну Дювалю де Дампьеру, засвидетельствовать пленникам свое высокое уважение; подобно этому старому дворянину, старому священнику предстояло заплатить мученичеством за свою веру в королевскую власть: уже поднялись вверх ружейные приклады, уже сверкнули вынутые из ножен клинки.

Барнав рванулся к окошку кареты и, в одном их тех порывов красноречия, какие он нередко черпал не в своем таланте, а в своем сердце, воскликнул:

— О французы, нация храбрецов! Неужели вы превратитесь в народ убийц?!