Дожди в августе - [13]
Когда Смирнов рассказал Полине о случившемся, она не заплакала, она просто не могла поверить в смерть мужа.
— Да нет, да что ты, Иван, ты что-то напутал. Не может, не может этого быть. Вчера еще он собирался на рыбалку, вот и удочки в коридоре стоят, вот рюкзак, уложенный им, а его нет… Как же нет? Не бывает так… Ты ошибся, Иван. Он жив, он просто ушибся, ну, сломал себе что-нибудь. Он не мог умереть. Нет-нет…
И только потом, когда Иван ушел, обняла девочек и разрыдалась. И после того как Маша и Полина маленькая уснули, она всю ночь бродила по комнате из угла в угол и плакала.
А утром выпустила на волю грачонка. За два дня до смерти Тихон подобрал его в дождь на улице. Грачонок обсох, отъелся, и все к нему привыкли. Но Анна Михайловна сказала, что грачонок этот — душа Тихона, и Полина распахнула перед птенцом окно.
Когда за ней зашел Иван, Полина достала из шифоньера черный газовый шарф и повязала им голову. В коридоре, мельком взглянув в зеркало, не узнала себя — желтую, с провалившимися глазами.
На порожке районного морга они сидели долго, часов до одиннадцати, ждали, пока не пришла нянечка. Толстая и неуклюжая, она долго вертела ключ в двери, прежде чем открыла ее. Полине показалось, что эта грузная старуха не хочет пустить ее посмотреть на Тихона. Поэтому она вскочила, судорожно ухватилась за ее халат, плакала, умоляла, говоря слова, которых раньше бы постеснялась. «Нате возьмите», — совала она свои часы нянечке. Та, ничего не понимая, даже испугалась вначале и только потом, сообразив, в чем дело, отошла от двери, пропуская Полину.
— Нешто я не пускаю?..
Полина переступила порог и задохнулась от тошнотворного сладковатого запаха формалина. На носилках и на полках вдоль стены лежали мертвые тела, и страшно было от той тишины, которая стояла здесь.
— Не твой? — спросила старуха, приподняв покрывало с какого-то покойника.
— Нет, — едва выдохнула Полина, всматриваясь в чужое бескровное лицо.
— Тогда на столе…
Стол, широкий, обитый цинком, стоял у окна. Из-под покрывала торчали голые руки и ноги. Няня приоткрыла покойника до пояса, и Полина пошатнулась, чувствуя, что у нее перехватило дыхание и сердце вот-вот остановится. Но она все же удержалась на ногах, ухватившись за край стола, и, беззвучно плача, склонилась над Тихоном: «Милый мой, как же это тебя, а?» Только теперь она поняла, что ее муж, ее любимый Тихон, умер, хотя и сейчас не могла осознать этого до конца: будто все происходящее с ней было тяжелым сном.
Сквозь застилающие ее глаза слезы она видела багрово-фиолетовую от ушиба левую сторону груди покойного, его скорбное застывшее лицо. Но больше всего ее поразил деревянный брусок с круглой выемкой, подсунутый Тихону под шею: «Живым ведь такое не подсовывают, живым будет больно, а ему, значит, не больно…»
Очнулась она на улице. Иван придерживал ее за плечи, а няня давала нюхать ватку, смоченную нашатырем. И потом, когда Полина отрешенно шла по утреннему городу, пронизанному летним солнцем, когда сдавала паспорт Тихона, брала свидетельство о смерти, давала куда-то телеграммы, что-то говорила, кого-то кормила, когда провожала к гробу певчих старушек, приглашенных Анной Михайловной, и, прижавшись у окна, рядом с изголовьем покойного слышала дребезжащие старушечьи голоса, она думала обо всем происходившем вокруг как о чем-то чужом, ее не касающемся. Двое суток Полина ничего не ела, двое суток не сомкнула глаз…
Как во сне выносили Тихона из дома, как во сне шла Полина за гробом, с трудом передвигая ватные непослушные ноги и не замечая людей вокруг и редких тяжелых капель дождя. Густая пелена в сознании прорвалась только на кладбище, когда старухи перестали выть и кто-то сказал в тишине:
— Ну, родные и близкие, прощайтесь с покойным.
И тут она бросилась к гробу, поставленному на табуретки, обняла холодное тело мужа и закричала на весь мир, закричала так, что даже мужчины вздрогнули:
— Тиша, друг мой! Прости меня, Тишенька! Я скоро приду к тебе, я не могу быть одна. Ты слышишь, я не могу без тебя, Тиша!..
Она целовала его в колючий подбородок и холодные уста. И только когда ее оттащили и свекровь недовольно зашептала ей на ухо: «Не убивайся так, от людей-то стыдно», — она увидела, что все сгрудились около могилы, а Маша и маленькая Полина стоят поодаль от всех одни-одинешеньки и, закрыв лица ладонями, тихо плачут.
Полина кинулась к дочерям, обняла их:
— Кровиночки вы мои родные, девочки золотые, не плачьте! Трудно нам, очень трудно, но что поделаешь! Давайте крепиться вместе, давайте друг друга поддерживать. А папки у нас больше нет…
Полина так и не смогла уснуть. Тянулись, путались и снова тянулись нити воспоминаний, пока за окном не проклюнулся дождливый рассвет. Она встала с постели, повязала косынкой волосы и стала убирать в квартире, гладить девочкам школьные фартуки, готовить завтрак… И опять машинально думала о своем сне, пытаясь разгадать его.
«Зачем Тихон приходил ко мне? Зачем я просилась к нему? Но он сказал, что нельзя мне с ним. Значит, еще рано мне туда, значит, надо жить, надо девочек на ноги поставить, а потом уже к нему. Но, видно, очень тоскует он там, если приходит во сне, жалеет меня…»
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.