Дожди в августе - [11]
Спать не хочется, и Пашка смотрит на белое морозное окно. Он слышит, как в соседней комнате мать и Валька собираются пить чай, как за стеной у Повалить да Катить звучит телевизор. Но потом Пашка начинает вспоминать всякую всячину и незаметно для себя погружается в сон.
Утром Пашка просыпается, как всегда, рано, и идет, шлепая по полу своими большими тапками, на кухню наливать воду в рукомойник. На кухне всего по семь: семь столов, семь примусов, семь ведер с водой, семь рукомойников. Пашкин рукомойник — четвертый, вон тот с зеленым гвоздиком. Пашка потихоньку льет воду из ковшика и чуть слышно напевает: «Геи, ребята, пейте — дело разумейте». Потом он шлепает назад будить мать. Он тихонько отворяет дверь в большую комнату и так же тихонько крадется к кровати, чтобы, как обычно, шепнуть матери: «Зайка, вставай умываться, уже полное копытце водицы».
Но когда заглядывает за спинку кровати, то видит, что мать не одна, что рядом с ней спит Валька. Пашка некоторое время созерцает непривычную для него картину и тихо уходит, осторожно затворив за собой дверь.
Он умывается, позвякивая алюминиевым гвоздиком. Нажмешь на него снизу вверх — и вода полилась, отпустил — уже не льется. Звяк-звяк…
«А все-таки хорошо, что Валька на мамке женился, — думает Пашка. — Интереснее жить будет. Вместе будем ходить мороженое есть, к бабе Фене ездить…»
На кухне в эту рань только бабушка Ариша из шестой комнаты, она что-то помешивает в кастрюльке на примусе. Но вот появляется Повалить да Катить и начинает начищать свои сапожки.
— Елена Самуилна, вы бы на кухне не чистили обувь-то, — говорит бабушка Ариша.
— А вы напишите заявление управдому, что я не приспособлена жить в коммуналке. Пусть мне дадут отдельную квартиру, — невозмутимо отвечает Повалить да Катить. И затем обращается к Пашке: — Может, я и тебе мешаю?
— А у меня мамка замуж вышла, — неожиданно говорит Пашка. — Я зашел сейчас к ней, а она с Валькой спит…
Пашка стряхивает капельки воды с зубной щетки и выходит из кухни, не видя, как у него за спиной ехидненько улыбается Повалить да Катить — «Ну, что, голубчики, попались?» и сокрушенно качает головой бабушка Ариша — «Дитя малое, неразумное…»
В своей комнате Пашка собирает в ранец книги и от хорошего настроения про себя напевает: «Холодок бежит за ворот, шум на улице сильней…»
Он слышит, как в другой комнате проснулись мать и Валька.
Они переговариваются за дверью шепотом, но Пашке от этого почему-то слышно еще лучше.
— Ты посиди тихонько, а я принесу тазик — здесь умоешься, — это голос матери.
— А может, пока Пашка спит, мне умотать? Да и коридорные твои скоро встанут… — откликается Валька.
Потом открывается дверь, и мать как-то наигранно радостно удивляется:
— Павлуш, а ты уже встал? Что же меня не разбудил?
— Не успел еще, — врет Пашка.
— А у нас Валентин Иванович. Мы вчера с ним заболтались, глядь, а уже и трамваи не ходят. Я ему на диване и постелила…
Мать целует Пашку в щеку и идет на кухню готовить завтрак.
— Телячьи нежности, — грубовато говорит Пашка и вытирает щеку ладошкой.
На улице еще темно, но зыбкий рассвет уже лег матовой бледностью на заиндевелые оконные стекла. И от этого спокойного света на душе у Пашки делается очень хорошо, и он уже вслух поет:
Он причесывается перед зеркалом, и, подскакивая на носочках, размахивает над головой расческой, будто саблей. Он еще продолжает петь и приплясывать, когда отворяется дверь и в комнату с красными, заплаканными глазами влетает мать.
— Паршивец, — кричит она и со всего размаху звонко бьет Пашку по щеке, по той самой, которую пять минут назад целовала.
Пашка никогда не видел мать такой злой и некрасивой. А она все бьет и бьет его…
— Мерзкий, мерзкий мальчишка! Дурень! Простофиля!
На шум из другой комнаты выскакивает Валька. Он пытается защитить Пашку, но мать отталкивает и его.
— Уйди от меня! Все вы подонки, и ты — не лучше. Вечно идешь и трясешься, как бы кто не увидел тебя со мной, как бы кто чего не сказал. Только и хороша ночью, да когда тебе пятерка нужна…
— Ладно! — кричит Валька. — Ты тоже не подарок. Подумаешь, мадонна… Сама же первая прибежишь.
И, схватив под мышку полушубок, он выскакивает, чертыхаясь в коридоре оттого, что налетает на Ленушку, стоящую за дверью.
Спустя пять минут мать сидит на Пашкиной кровати и плачет, покачивая головой как от зубной боли:
— За что же мне такое наказание, господи? За что? — и опять плачет.
Плачет и Пашка. Он забился за свой письменный стол и, сидя на полу, думает о том, что он больше не будет мучить мать, что вот возьмет и умрет сегодня, простудится и умрет. Или соберет свои вещи — книжку про героев, ласты, настоящий патрон, который хранится в его столе — и уедет насовсем к бабе Фене. И не надо ему ничего, если мать такая плохая, если она из-за какого-то Вальки бьет его.
— Павлик, — наклоняется к нему мать. — Я плохая, Павлуш, прости меня, родной мой.
Она плачет и целует Пашку, и Пашка чувствует ее горячие слезы на своем лице. Ему становится очень жалко и мамку, и себя, и он, уже не сдерживаясь, ревет.
Это не книжка – записи из личного дневника. Точнее только те, у которых стоит пометка «Рим». То есть они написаны в Риме и чаще всего они о Риме. На протяжении лет эти заметки о погоде, бытовые сценки, цитаты из трудов, с которыми я провожу время, были доступны только моим друзьям онлайн. Но благодаря их вниманию, увидела свет книга «Моя Италия». Так я решила издать и эти тексты: быть может, кому-то покажется занятным побывать «за кулисами» бестселлера.
Роман «Post Scriptum», это два параллельно идущих повествования. Французский телеоператор Вивьен Остфаллер, потерявший вкус к жизни из-за смерти жены, по заданию редакции, отправляется в Москву, 19 августа 1991 года, чтобы снять события, происходящие в Советском Союзе. Русский промышленник, Антон Андреевич Смыковский, осенью 1900 года, начинает свой долгий путь от успешного основателя завода фарфора, до сумасшедшего в лечебнице для бездомных. Теряя семью, лучшего друга, нажитое состояние и даже собственное имя. Что может их объединять? И какую тайну откроют читатели вместе с Вивьеном на последних страницах романа. Роман написан в соавторстве французского и русского писателей, Марианны Рябман и Жоффруа Вирио.
Об Алексее Константиновиче Толстом написано немало. И если современные ему критики были довольно скупы, то позже историки писали о нем много и интересно. В этот фонд небольшая книга Натальи Колосовой вносит свой вклад. Книгу можно назвать научно-популярной не только потому, что она популярно излагает уже добытые готовые научные истины, но и потому, что сама такие истины открывает, рассматривает мировоззренческие основы, на которых вырастает творчество писателя. И еще одно: книга вводит в широкий научный оборот новые сведения.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.