Дойна о Мариоре - [75]

Рынок встретил каруцу Стратело торопливым, озабоченным говором. Мелькали сытые, внимательные лица скупщиков, недовольные, ищущие — горожан; эти, как сговорившись, ругали базар за то, что с каждым днем росли цены. Было очень много нищих, они тянули к прохожим грязные, покрытые болячками руки. Каруца еще не успела въехать в базарные ворота, а к ней уже подходили, назойливо щупали, что лежит под сеном, спрашивали почем, обещали взять все оптом за хорошую цену. По прошлым годам Марфа хорошо знала этих искателей легкой наживы и отмахивалась от них, как от назойливых мух. Гораздо больше беспокоили ее сборщики налогов. При въезде в город она уже уплатила — за мост. У ворот должна была заплатить еще и за волов, и за каруцу, и за поклажу на каруце причем за бочку вина отдельно, и налог за выручку, которая будет у нее после продажи.

Хмурясь, Марфа раздавала разным людям леи, получала взамен серенькие квитанции и, комкая, совала их в карман фартука. Так она раздала все деньги, что были при ней.

Когда Марфа поставила свою каруцу в торговый ряд, к ней подошел еще один сборщик и предложил уплатить за место.

— Разве я мало платила? — удивилась она. — Прежде за место не нужно было.

— Зато нужно теперь — война, — объяснил сборщик, и лицо его расплылось в улыбке.

— Но у меня нечем, — развела она руками. — Вот наторгую, тогда…

— Ничего не могу поделать, — все так же улыбался сборщик.

— Нет же денег, поймите!

— А вы продайте что-нибудь сейчас же.

— Найдется покупатель, конечно, продам.

— Я его сейчас найду, — покровительственно сказал он и уже готов был пойти куда-то.

Но Марфа поняла, в чем дело.

— Нет, нет, — торопливо заговорила она. — Я и сама продам, не так богата, чтоб скупщикам.

Вежливая улыбка на лице сборщика исчезла.

— Нет времени возиться тут с вами! — грубо закричал он. — Ну, иди с рынка! Знаем вас! Иди, иди! — И пока Марфа, оторопев, неподвижно стояла у каруцы, он взял волов под уздцы и повел к выходу. Делать было нечего: Марфа отдала за полцены мешок орехов рябому скупщику, которого привел к ней сборщик налогов, и половину этой выручки уплатила за место.

— Вот когда всякая сволочь наживается! — сказала она после ухода сборщика, развязывая мешок со свеклой.

Дионицу с Мариорой Марфа послала в город к знакомому скупщику предупредить, что привезет вино.

Дионица взял девушку под руку, плотно прижал к себе ее локоть. На ходу пытался заглянуть ей в глаза.

— Я опять в городе буду, Мариора! Как я останусь без тебя? Да что ты такая холодная!

— Так, — ответила Мариора. Она взглянула на Дионицу, увидела, как дрогнули его губы, и улыбнулась. — Не сердись, — попросила она. — Лезет всякое в голову…

Дионица понял ее, вздохнул.

— Эх, сволочи! — с сердцем сказал он. — Как они нам жизнь испортили!

На обратном пути Дионица встретил товарищей и, по-городскому извинившись перед Мариорой, подошел к ним. Девушка вернулась на базар одна.

Марфа уже распродала свеклу и ожидала их. Около нее стояла Лисандра Греку. Она привозила на базар овощи. Подойдя ближе, Мариора услышала, как Марфа каким-то чужим, пустым голосом говорила Лисандре:

— Как у козла усы не вырастут, так и мне сына не учить.

Лисандра остановила Марфу:

— Да что ты, погоди, давай подумаем!

— Чего же ждать? Этих денег налоги не хватит уплатить. И вы не богаче меня…

— В крайнем случае не все уплатим налоги, до будущего года недоимки будут. Не станут же у всех имущество продавать. Пусть только парень учится, — горячо доказывала Лисандра. Она уже была готова возвращаться домой и укутывалась в большой черный платок — он плотно ложился на лоб. Глаза ее из-под платка смотрели сердито.

— Все равно не хватит, — упавшим голосом твердила Марфа.

— Вот что, ты продавай свеклу, а я домой поеду. Помогу тебе с сыном, вот увидишь, — решительно сказала Лисандра и, не объяснив толком, что она хочет сделать, попросила Мариору поехать домой вместе с нею. Ни Марфа, ни Мариора ничего не понимали.

Дорогой Лисандра раздраженно сказала девушке:

— Получат они сейчас эти налоги, как же… хватит, что с земли платим…

Мариоре очень хотелось поговорить с Лисандрой о Кире. Но она боялась: вероятно, матери больно вспоминать о нем. Лисандра неожиданно заговорила сама.

— Смотрю я вчера на карточку Кира, — она улыбнулась, точно увидела перед собой сына, — и думаю: какой же красавец у меня старший! А упорный — не было такого, что бы он захотел и не сделал. — Она прикрыла глаза. — Положила я карточку под подушку. Может, думаю, приснится? И что же, приснился! Будто лето, сижу я в поле. И Кир ко мне подходит. Гимнастерка на нем, пилотка. Спрашивает: «Устала, мама? Ты б отдохнула!» — «Что ты, — говорю, — сыночек. Дай поглядеть на тебя. Скоро ли в Молдавию возвратишься?» Он взглянул на меня, положил руки на плечи и сказал: «Скоро ли, не знаю, а обязательно приду. Вместе со всеми нашими!»

Лисандра перестала улыбаться, уголком платка вытерла глаза.

— Как-то они там, бедные? Гитлеровцы говорят, что скоро они Москву возьмут. Верно, воюют наши бедняжки где-нибудь в снегу и горячего молочка некому дать.

Мариора слушала молча, и в глазах ее тоже стояли слезы. Что бы она не отдала сейчас, чтобы поговорить с Киром, посоветоваться!