Дойна о Мариоре - [76]

Шрифт
Интервал

Лисандра привела Мариору к себе. В касе у нее было чистенько. Правда, лайцы и пол вместо ковров были застелены камышовыми матами, но маты были новые, земляной пол старательно вымазан, а стены и потолок оживляли гроздья подсохшего винограда, подвешенные пучками вместе с румяными, до сих пор свежими яблоками. По углам лежали пучки сухого василька, наполняя комнату терпким ароматом. У окна стоял ковровый стан. На большой деревянной раме упруго натянута основа — двойной ряд суровых ниток. Поперек этой основы ходили челноки с разноцветными нитками. Ковер был почти готов, и простая грубая шерсть оживала на нем в ярких цветах первой половины лета. Лисандра была одной из лучших ковровщиц на селе. На лайцах около стана сидел Виктор, торопливо приматывал к ноге опинки. Увидев Мариору, он встал, улыбнулся — все такой же белокурый, красивый, с уверенным взглядом светло-карих, как абрикосовые косточки, глаз, — пригласил Мариору сесть. Но девушка кивком поблагодарила его и, все еще не понимая, зачем Лисандра привела ее к себе, вопросительно взглянула на нее. Та зачем-то взяла свечу, позвала Виктора и вышла с ним. Вернулись они не скоро: Мариоре уже надоело ждать. Лисандра принесла свое пальто. Оно было куплено осенью прошлого года на выручку за проданный ковер. Это было первое настоящее пальто в жизни Лисандры. Она так много говорила о нем и до покупки и после: как его хранить от моли, как чистить, если появится пятно; так охотно показывала всем, кто приходил в дом, что казалось, в нем заключались все ее радости.

Пальто, видимо, было где-то закопано: Лисандра и Виктор вымыли перепачканные в земле руки, потом Лисандра поднесла к свету и заботливо встряхнула слежавшееся пальто.

— Хорошее, а? Надень! — протянула она его Мариоре. Пальто, простенькое, со смушковым воротником, но очень ладное, хорошо сидело на стройной фигуре Мариоры. Девушка еще не успела осмотреться, как Лисандра снова заторопила ее: — Снимай! — а сыну сказала, резко повернувшись к нему: — Ну, чего надулся? К твоей свадьбе я буду его беречь, что ли? Да я его еще выкуплю. Вот продам ковер и выкуплю.

Она свернула пальто, завязала в старую чистую скатерку и ушла.

— К Гаргосу. Закладывать, — хмуро пояснил Мариоре Виктор, заметив ее недоуменный взгляд. Он не любил, когда из дому уходили вещи.

Он вынул из кармана какие-то ножички, пуговицы и разную мелочь, нашел смятый листок бумаги. Развернул, посмотрел. Собираясь уходить, протянул его Мариоре.

— Вот. Не видала? Я сегодня на улице нашел. Интересно. — И уже в дверях: — Матери скажи, вернусь к вечеру.

Виктор ушел. Мариора хотела прочесть бумажку, но вошла Лисандра, швырнула на лежанку скатерку, села на лайцы.

— Вот, сатана, только пять тысяч лей дал. А пальто на рынке двадцать тысяч стоит. Я сама приценялась. Ну ладно, теперь хватит. А в том месяце я этот ковер продам, расплачусь, — сказала она и сунула Мариоре пачку денег. — Отдай Марфе… — И с сердцем добавила: — Они, подлецы, хотят, чтобы наши дети все неучами остались. Не выйдет!

Девушка хотела идти, но в комнату без стука вошли перчептор и жандармы — «сапоги», они тоже вернулись из Румынии.

— Лисандра Греку? — спросил перчептор, рябой мужчина средних лет. Он был пьян и подслеповато моргал покрасневшими глазами.

— Да, — тревожно ответила Лисандра.

— Ты знаешь, что тебе платить налог?

— Знаю.

— Знаешь, сколько?

— Да.

— Доставай кошелек, плати. Лисандра смотрела прямо на перчептора.

— Денег нет.

— Нет ли? Смотри, недоимки будут, это хуже.

— Ну что ж. Я потом уплачу.

Перчептор грязно выругался и хотел уже было уходить, пригрозив, что если в самый короткий срок она не уплатит налогов, имущество будет продано с торгов, но заметил ковер. Он подошел. Видимо, понимая в коврах, прищелкнул языком:

— Ладно, ладно сделан. И узор хорош… Сама, да?

— Сама…

— Ну, вот что, — повысил голос перчептор. — Этот ковер мы возьмем. Не окончен? Ничего. Будет меньше размером, только и всего. Да что ты плачешь? Все равно немцы заберут. А мы тебе квитанцию дадим, в счет налога, потом предъявишь. Не забывай, у тебя сын в Красной Армии, — угрожающе добавил он.

Лисандра знала, ковер возьмут совсем за бесценок. Она встала, загородила собою стан. Но перчептор, оттолкнув ее, вынул ножик и стал отделять ковер вместе с основой от рамы. Лисандра пробовала было остановить его руку, но один из «сапогов», высокий, худой, с отвислой нижней губой, ударил ее резиновой дубинкой по голове. Лисандра закричала. Мариора не выдержала, подбежала к ней и стала рядом.

— Что вы делаете! — дрожащим голосом крикнула она. В ответ резиновая дубинка ударила, точно обожгла ее щеку.

Жандармы и перчептор ушли, унося ковер. Лисандра тяжело села на лайцы и обхватила голову руками. Мариора стояла над нею и не знала, что сказать.

— Деньги у тебя? Иди же к Стратело, они, наверно, вернулись… отдай, — прошептала Лисандра.

У Стратело Мариора застала только Марфу, Дионица задержался в городе. Она положила на стол деньги и коротко рассказала все.

— Вот какая она, Лисандра! — без удивления сказала Марфа, когда Мариора кончила.

Мариора не чувствовала боли, только пощипывало. Она прижала руку к щеке, другой достала печатный листок, который ей дал Виктор, развернула. Что это такое? «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — увидела она наверху. Да это же советская листовка! Она жадно читала, но торопилась и пока улавливала лишь то, что Москва советская не сдана и не будет сдана, что население должно помнить: Красная Армия вернется, правда победит… Мариора не слышала, как вошла Марфа. Она почувствовала только приятную прохладу от мокрой тряпки, которую та положила ей на лицо.


Еще от автора Нинель Ивановна Громыко
Комсомольский комитет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.