Дойна о Мариоре - [67]

— То есть как это фашисты сюда придут? Отчего тебе такое в голову пришло? Красная Армия, наверно, очень сильная… Еще наши, может, сами за Прут пойдут фашистов бить. Думаешь, румынскому народу под ними хорошо живется?

Дионица дернул головой.

— Не в этом дело! Сотня километров может раз десять из рук в руки переходить. — И тихо, упавшим голосом добавил: — А ты знаешь, сколько фашисты стран уже покорили?.. Ох, боюсь я…

— Что ты! — уже испуганно сказала Мариора. — Не говори мне этого.

Потом пришла Санда. Она ловко уселась на лайцы, округлив глаза, шепотом заговорила:

— Самолеты летают. Вдруг бомбы бросят? Ой, страшно, подруга… А говорят, если фашисты придут, они убьют всех, кто кулацкие вещи брал…

— Много чего говорят, — твердо сказала Мариора и взглянула на Санду так, что та опустила глаза и через минуту убежала.

Два дня спустя, когда Томы не было дома, к Мариоре пришел Кир. Одет он был в старые рубаху и штаны. По-дорожному плотно примотаны к ногам опинки. Через плечо — десаги. Кир скинул десаги и обнял Мариору.

— Ну, счастливо оставаться, — просто и тихо сказал он. — В армию иду.

— Великий боже! Прислали повестку?

— Нет, сам. Добровольцем.

Мариора отвернулась, чтобы не показать слез. Достала с полки вареного мяса, сушеных груш. Хотя десаги были полны, она совала туда еще и еще.

— На всякий случай.

Потом не выдержала и уткнулась ему в плечо:

— Кир, братишка… Ведь там убить могут. И… ты будешь убивать?..

Кир развел руками.

Оказалось, что Кир ушел из дому тайком. Об этом знают только Виктор и Васыле.

— Мать плакать будет, не могу, — объяснил он. И вздохнул: — Ну, я пойду. Твой отец не увидел бы, а то до родителей раньше времени дойдет. — Глаза Кира заблестели слезами. Он быстро обнял Мариору и вышел. А девушка бросилась на лайцы, уткнулась в овчины и заплакала.

Потом оказалось, что вместе с Киром в район, тоже тайком от отца, отправился и Васыле. Но он был на два года моложе Кира, и его вернули обратно. А Кира зачислили в пехоту. Вызвали повесткой и Лаура, но тоже вернули: после тюрьмы у него открылся туберкулез.

Проводив Кира, Мариора побежала к Дионице. Тот возился в саду: собирал последние вишни. В решетах относил их к дому, рассыпал на завалинке — вялиться.

— А где тетя Марфа? — спросила Мариора, устало прислонившись к стволу вишни.

— Корову доит. А я думал, ты ко мне пришла, Мариора…

— К тебе.

— Да? — радостно сказал Дионица. Он вытер о штаны алые от сока переспелых вишен пальцы, оглянулся — в саду никого не было, и протянул руки, чтобы обнять Мариору. Но та, засмеявшись, отбежала и спряталась за яблоню.

— Дикая ты! — с ласковой укоризной проговорил Дионица и снова шагнул к ней.

Но Мариора уже не смеялась. Она вышла из-за яблони, сама взяла Дионицу за локти и посмотрела в его глаза.

— Ты вот… вишни сушишь… Зачем?

— Как зачем? — теряясь от ее горячего взгляда, в котором были и мольба и слезы, спросил Дионица.

— Ведь фашисты наступают… А ты… а мы… Что мы будем делать? — Правой рукой Мариора скрутила воротничок холщовой кофточки и быстро, точно боясь, что Дионица не успеет ее выслушать, заговорила: — Ты сказал, из города уезжают за Днестр, в Россию. Может… может, и нам? Ведь если Тудореску, если примарь вернутся… И… неужто под фашистами жить?

Дионица отстранил Мариору, вытер разом вспотевший лоб.

— Как уехать? Совсем?

— А как же? То есть пока… Ведь не будут здесь фашисты все время!

— Уехать? — Дионица тоскливо обвел глазами сад, взглянул на ослепительно белые стены касы, видневшиеся сквозь деревья. — На чем? На лошадях далеко не уедешь… А дороги бомбят… Что ты! Думаешь, так просто уехать? Я не то что против — куда поедем-то? И мать не согласится дом бросить… А примарь… Гафуню ведь из города приезжали арестовывать; при чем мы тут? Вещи, которые советские люди раздавали… Ну что ж, не убьет же примарь за вещи. А уезжать из своего села, да еще когда фронт близко… Постой, Мариора, что-нибудь придумаем…

Но Мариора уже оттолкнула Дионицу и, не оглядываясь, побежала к калитке. Дома на нее прикрикнул отец:

— Не слушалась вовремя, хоть теперь помолчи! Ишь надумала: уехать! Да если там, за Днестром, нас догонят, разве оставят живыми? Хорошее на свете долго не живет, зло — оно испокон веков сильнее…

— Оттого и сильнее, что такие вот, как ты, ему все дороги открывают!

— Перестань. Мало тебя учили! — И Тома, сгорбившись, торопливо вышел из касы. Мариора видела, как он бесцельно бродил по двору.

Целые дни в небе гудели самолеты. Ночами в той стороне, где был город, небо заливалось заревом: в городе начались пожары.

Однажды до Малоуц донеслись глухие раскаты орудийных залпов. Мариора подумала: может быть, гром? Но люди говорили другое, и девушка закрывала глаза, слыша, как в груди тяжело бьется и будто падает вниз сердце…

В этот же день в сумерках в Малоуцы забежал Филат Фрунзе. За несколько дней он очень осунулся, запавшие глаза смотрели сейчас суровей и жестче, чем в годы работы у боярина. Он был в красноармейской форме. На лбу у него подсыхала царапина от проскочившей счастливо пули, а левую, согнутую в локте руку поддерживала перевязь из запыленного бинта.

Широкими солдатскими шагами Филат быстро шел по улице.