Достойное общество - [50]

Но в таком случае как быть с меньшинствами, которые пользуются правами, недоступными для большинства их сограждан? К примеру, некоторым малым народам Китая, в отличие от большинства населения, разрешается иметь более одного ребенка на семью, однако было бы по меньшей мере странно рассматривать это как форму унижения данных народов, ведь очевидно, что с учетом местных реалий это рассматривается как привилегия и предмет зависти других китайских граждан.

И все же мы вполне можем вообразить себе культуру, для которой было бы характерно представление о том, что в семье должно быть не более двух детей, а многодетность превращает людей в «животных». В обществе с такой культурой отсутствие ограничений на размер семей для национальных меньшинств означало бы отношение к ним как к животным. И действительно, разве собачье «право» мочиться в общественных местах принято рассматривать как привилегию собак перед людьми?

Отказ в причастности к группе включения может, таким образом, быть унизительным даже для тех, кто не хочет себя с ней ассоциировать, но при этом имеет право быть ее членом. Более того, даже если речь идет о распределении не прав и привилегий, а обязанностей (к примеру, таких, как военная служба в израильской армии), которые могут, наоборот, не распространяться на исключенных из группы индивидов (тех же израильских арабов, например), последние далеко не всегда воспринимают такое положение вещей (в данном случае – освобождение от военной службы) с радостью. В качестве вывода напрашивается утверждение о том, что проблема дискриминации прав граждан не ограничивается только лишь вопросом справедливого распределения благ, но также напрямую связана с унижением: любые формы «второсортного гражданства» влекут за собой чувство не только обделенности, но и унижения. Во избежание этого в достойном обществе должен соблюдаться принцип гражданского равноправия. Обладатель «второсортного гражданства» не просто чувствует себя гражданином второго сорта, он также ощущает свою «второсортность» как человека.

Аристотель мыслил человека как политическое животное и именно в этом усматривал его главную определяющую черту. По Аристотелю, чем большего количества политических прав лишается человек, тем ближе он становится к животному. Иначе говоря, это чревато его исключением из человеческого общежития. Лишить человека его политической составляющей означает, по мнению Аристотеля, лишить его права гражданства, то есть права активного участия в жизни полиса. Аристотель разделял понятия хорошего гражданина и хорошего человека. Хороший гражданин хорош именно как гражданин, но не обязательно как человек. Однако человек, не являющийся гражданином, не может, по словам Аристотеля, считаться полноценным представителем человеческого рода, так как лишен важнейшего качества, благодаря которому человек становится человеком. Я не утверждаю, что склонность к политике – это неотъемлемое качество любого взрослого человека, однако я согласен с аристотелевской идеей о том, что «второсортное гражданство» (при этом не важно, проявляется ли эта «второсортность» в форме полного его отсутствия или же в форме систематической правовой дискриминации его обладателей) может быть напрямую связано с категорией отвержения людей не только в гражданском, но и в человеческом плане.

Кто-то может возразить, что нет смысла отстаивать идею достойного общества как общества с равноправным гражданством, в котором нет граждан второго сорта. Дети тоже являются гражданами, однако даже в демократических государствах, где правам ребенка уделяется большое внимание, никому не придет в голову выступать за наделение их правом голоса или, например, правом избираться на государственные должности. В большинстве государств заключенные тоже поражены в гражданских правах (например, в праве голосовать на парламентских выборах), однако это не дает оснований для исключения существующих в рамках этих стран обществ из числа достойных. Соответственно, утверждение о том, что общество, в котором существует «второсортное гражданство», не может считаться достойным, слишком огульно для того, чтобы быть истинным.

С точки зрения соображений о человеческом достоинстве аргументом против «второсортного гражданства» служит потенциальная возможность восприятия такого гражданства как маркера неполноценности отдельного человека или группы людей. В рамках отношения к носителям данного клейма как к людям незрелым их считают неспособными к ответственности в форме принятия публичных решений. В то же время дети относятся к категории незрелых по определению. Однако тот факт, что их воспринимают как индивидов временно незрелых и способных к взрослению, препятствует восприятию такой категоризации в качестве унижающей. Обращение со взрослым как с ребенком можно охарактеризовать как покровительственное, тогда как обращение со взрослым как с вечным ребенком для последнего будет уже унизительным, однако в обращении с ребенком как с ребенком ничего унизительного нет. Если мать не может принять факт взросления дочери и продолжает воспринимать ее как вечного ребенка, унижает ли она ее таким отношением? И да, и нет. Да, потому что не воспринимает дочь как взрослого человека, ответственного за свои поступки. Нет, потому что воспринимает ее как члена своей семьи безотносительно ко всякой категоризации, а главным мотивом для унижения, как мы помним, служит неприятие. (Проблема неприятия заключенных будет рассмотрена ниже, в главе 16 данной книги.)