Достопамятные деяния и изречения - [34]

Внешний пример 7.

Ферамен черпал мужество в писаниях и учениях, а вот для Ретогена наставницей в доблести стала жесткость его народа. Нуманция была разорена и опустошена. Ретоген, который по знатности, богатству и почестям превосходил всех сограждан, собрал отовсюду древесину и поджег свой дом, красивейший в городе. А потом созвал оставшихся жителей на крышу и велел им биться друг с другом попарно и установил между ними меч, так, чтобы побежденный упал бы на него, а затем, с перерезанным горлом, полетел в огонь. И когда он истребил всех по жестокому закону смерти, сам бросился в пламя.^[203]

Внешний пример 8.

В отношении общегородской враждебности к римскому народу имеет смысл упомянуть о Карфагене. Когда город был захвачен, жена Гасдрубала упрекнула его в нечестивости, потому что он для себя выпросил у Сципиона разрешение на жизнь. А потом, схватив их общих детей, согласившихся умереть, бросилась с ними в пламя своей отчизны.^[204]

Внешний пример 9.

А в качестве примера женской отваги мне хотелось бы рассказать о судьбе двух одинаково храбрых девушек. Губительная гражданская распря в Сиракузах полностью уничтожила потомство царя Гелона, в результате чего осталась в живых одна лишь его дочь Гармония, еще девушка. Когда враги пытались вломиться к ней, соперничая друг с другом, ее кормилица подставила вместо нее другую девушку такого же возраста, наряженную в царские одежды, и та приняла на себя удары вражеских мечей, причем, даже умирая от железа, она ни словом не обмолвилась о том, кто она на самом деле. Гармония, восхищенная такой верностью души, не смогла заставить себя жить дальше. Поэтому она позвала убийц, раскрыла себя и погибла. Таков был конец жизни: для одной в тайне, для другой в открытой правде.^[205]

О стойкости

3. Предисловие Выдающиеся деяния мужчин и женщин в глазах людей приравняли храбрость к стойкости и восславили ее, потому что стойкость произросла из не менее крепких корней и не менее знаменательного духа и сравнялась с храбростью, как будто была рождена ею или вместе они родились из одного источника.

3.1. Что из вышеизложенного мною может сравниться с деяниями Муция? Будучи в ярости по поводу того, что наш Город столько страдал от тяжелой и затяжной войны с этрусским царем Порсенной, он тайно проник в лагерь царя с мечом, рассчитывая убить того перед алтарем во время жертвоприношения. Но, убежденный в своей храбрости и преданности отчизне, он не смог утаить своего присутствия, зато с выдающейся отвагой выказал презрение к пыткам. Ненавидя свою правую руку, как я полагаю, из-за того, что не сумел нанести ею смертельный удар царю, он держал ее над очагом до тех пор, пока она вся не сгорела. И действительно, бессмертные боги никогда не созерцали напряженными очами подобного отправления культа. Он заставил самого Порсенну забыть об опасности, а его жажду мщения обернул в изумление. Ибо тот сказал: «Муций, возвращайся к своим и скажи им, что, хотя ты покушался на мою жизнь, я даровал тебе твою». Муций не ответил лестью на эту милость, ибо его более опечалило то, что Порсенна выжил, нежели обрадовало спасение. Но он восстановил вечную славу Города своим именем — Сцевола.^[206]

3.2. Достойна похвалы и доблесть Помпея^[207]. Исполняя обязанности посла, он был схвачен царем Гентием, и от него потребовали, чтобы он раскрыл замыслы сената. Он же вложил палец в горящую лампу, сжег его и тем самым разрушил все надежды царя вырвать к него какие-либо сведения под пыткой, и наоборот, с величайшим усердием подвел его к мысли о том, чтобы домогаться дружбы с римским народом.

А теперь, чтобы более не увлекаться примерами того же рода из нашего отечества, слишком часто напоминающими о гадких ужасах гражданских войн, я ограничу себя этими двумя римскими рассказами о людях самых знатных родов, не опасаясь общественного укора, и обращусь к примерам извне.

Внешние примеры

Внешний пример 1.

По древнему обычаю македонян, мальчики знатных родов прислуживали царю Александру при жертвоприношении. Один из них встал перед ним с курильницей в руках, и какой-то горящий уголек вывалился ему на ладонь. Его настолько прожгло, что запах паленой кожи стали явственно ощущать присутствующие, но он терпеливо и в молчании сносил боль, дабы не помешать священнодействию Александра, не качнуть курильницу и ни малейшим стоном не запятнать религиозное действо. Царь же, чем более восхищался долготерпением мальчика, тем более хотел удостовериться в его храбрости, а потому сознательно затянул обряд, но не изгнал мальчика из своего окружения. Вот если бы Дарий обратил взор на эдакое диво, то понял бы, что никогда не смог бы победить воинов, происходящих от такого древа, впрочем, он и в деле увидел, что их нежный возраст не помеха твердости духа.^[208]

Есть еще одна область, проявившая воинскую мощь и постоянство души, выраженные в письменах, это — философия. Поселившись однажды в сердце, она рассеивает нечестивые и бессмысленные пороки и закрепляет в человеке твердую доблесть, делая его неуязвимым для страха или скорби.

Внешний пример 2.

Начну с Зенона Элейского, мужа, проявившего выдающееся благоразумие в исследовании природы вещей и самого деятельного в смысле пробуждения молодых умов. Примеры его доблести сделались образцами для подражания вне его родины. Потому что, живя в родном городе, где он наслаждался безопасностью и свободой, он тем не менее выбрал Агригент, где попал в несчастное положение раба. А все потому, что с такими врожденными дарованиями он надеялся, что сможет вытравить жестокость из безумной головы тирана Фалариса. Когда же он обнаружил, что привычка повелевать значит для того больше, чем какой-либо совет, он в порыве к свободе для отчизны взял да и сжег знатнейших юношей этого города. Когда тиран узнал о содеянном, он собрал на площади народ и подверг Зенона всяким пыткам, надеясь выявить имена его сообщников. Тот никого не назвал и тем самым зародил в тиране подозрение на кого-то из доверенных людей. А еще он упрекнул жителей Агригента в трусости и малодушии, и тут же случился бунт, в Фалариса бросили камень, от удара которого он и умер. Вот так один только старик, почти распятый, не каким-то жалобным стоном, но храбрым увещанием изменил душу и судьбу всего города.