Достоевский во Франции. Защита и прославление русского гения, 1942–2021 - [67]
Очевидно, что все эти сближения являются достаточно поверхностными, более или менее случайными. Тем не менее не приходится отрицать, что была у Витгенштейна и Бахтина общая литературная страсть, которую они пронесли через все пертурбации своих интеллектуальных маршрутов. Речь идет о страсти к Достоевскому, которую каждый разделял по-своему, но в стихии которой находится один литературный топос, где мыслители решительно сходятся: речь идет о «подполье». «Подполье» предполагает внешнюю отчужденность от окружающих и такую внутреннюю развязность, которая, умышленно исключая «бытие-для-другого», обращает субъекта речи «бытием-для-себя», не принимающим никаких внешних определений: я такой и могу быть каким пожелаю. Действительно, оба мыслителя испытали на себя все прелести и все тяготы существования в «подполье»: для Витгенштейна это были годы военной службы, когда он остро переживал свою чуждость простым солдатам австрийской армии, державшим его за полкового придурка, равно как годы учительства в деревенских школах, когда родители детей, которых он учил грамоте и математике, воспринимали его не иначе как чужестранца или играющего в опрощение аристократа; даже профессорство в Кембридже не было лишено элементов «подполья», если вспомнить о симпатиях мыслителя к левой идеологии, «вербовку» студентов на участие в гражданской войне в Испании или близость к профессорам, тайно работавшим на Советский Союз. В критике уже отмечалось, что Бахтин-мыслитель по своему положению тоже был весьма близок к типу «подпольного человека»[302], причем в нескольких смыслах: до ареста он подвизался исключительно в полуподпольных «кружках», разбрасываясь направо и налево своими идеями; арестован был за участие в «подпольной» контрреволюционной организации; все годы, проведенные в ссылке, вплоть до выхода на защиту диссертации, тоже могут быть рассмотрены под знаком «подполья», оторванности от публичной научной жизни; наконец, в самой сцене защиты присутствовало что-то «карнавальное», «скандальное», вполне под стать иным выходкам подпольного парадоксалиста.
Словом, подводя итог, можно сказать, что постижение творчества Витгенштейна сквозь призму идей Бахтина и поверка ранних концепций последнего философией языка «Логико-философского трактата» составляют насущную научную задачу. Не говоря уже о том, что следовало бы, наконец, попытаться сделать очерк поэтики «Тайных дневников 1914–1916 годов», которые вполне можно рассматривать в виде «Записок из подполья» Витгенштейна.
Глава седьмая
СИЛЫ ЗЛА
Проблема зла в творчестве Достоевского неизменно привлекает к себе внимание исследователей[303]. В 2014 году в Университете Западной Бретани в Бресте состоялась представительная международная конференция «Силы зла в творчестве Достоевского» («Les forces du mal dans l’ œuvre de Dostoïevski»), подготовленная усилиями двух молодых французских слависток — Анн Пино и Натальи Леклерк, защитивших диссертации по творчеству Достоевского в Сорбонне, подготовленные под руководством Ж.‐Л. Бакеса, одного из патриархов французской компаративистики и славистики. В конференции приняли участие исследователи из Франции, России, Италии, Канады; известный размах проблемы зла в творчестве Достоевского, притягательно очерченный в программной аргументации конференции, привлек внимание не только славистов, но компаративистов, специалистов в области психоанализа, психологии, философии. По итогам конференции в 2019 году был издан сборник статей «„Революция была совершена сладострастниками“. Сила зла в творчестве Достоевского» («„La revolution a été faite par les voluptueux“. La force du mal dans l’ œuvre de Dostoïevski»)[304]. Несмотря на общую «полифоничность», в сборнике явственно прослеживается единство концепции.
Главный вопрос, который по-разному ставится исследователями, это вопрос о том, что способно нам дать чтение Достоевского в понимании природы зла, а также о том, какие связи можно увидеть между тем, как эта проблема ставится и решается в текстах русского писателя, и тем, какое развитие она получает в философии и литературе предшественников Достоевского, равно как и в творчестве его внимательных читателей уже XX и XXI веков. С одной стороны, этот вопрос осмысляется в рамках библейского контекста, с точки зрения Достоевского как своеобразного интерпретатора и комментатора христианских текстов. С другой стороны, оригинальное и нередко провокативное, неоднозначное освещение зла в произведениях Достоевского позволяет увидеть его в качестве предшественника постницшеанской философии и эстетики XX века. Достоевский, усложняющий любой разговор о морали, причем средствами прежде всего художественными, становится «союзником» таких писателей, как Ш. Бодлер[305], А. Жид и А. Рахими, или философов — от Л. Шестова и Б. Фондана до М. Мерло-Понти.
В сборнике можно выделить ряд сквозных тем и мотивов. Зло рассматривается в паре с такими понятиями, как бунт, страсть, сладострастье, игра, болезнь, безумие. В связи с проблемой зла наиболее актуальной художественной формой оказывается исповедь, представленная в творчестве Достоевского как в качестве отдельных текстов, так и в виде вставных историй. Эта форма наиболее полно раскрывает сложнейшие характеры вроде подпольного парадоксалиста и Ставрогина и позволяет ответить на вопрос: какова, по Достоевскому, экзистенциальная и метафизическая природа человека?
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.