Досье на самого себя - [12]

Мои тройки не беспокоили учебную часть. А в комитете комсомола меня нарасхват: одноактные пьесы ставил я, я же автор сатирических куплетов. Исполнялись они мною же в сопровождении двух аккордеонистов. Раз в месяц вывешивалась газета техникума. Оформлял ее я. В июле попадаю в число ста ленинградцев, отобранных для участия во Всесоюзном параде физкультурников…

Вернулся из Москвы загорелый, сытый и веселый. Кроме впечатлений, привез три плитки шоколада и парадный костюм: кремовые брюки с пластмассовым ремешком, льняную рубашку с русским воротом и белые парусиновые туфли на коже. С вокзала позвонил Томке. В ожидании ее хожу по комнате, поглядывая на свое отражение в зеркале.

— Ой, какой канареечный! — (Это влетела Томка.) — Это там выдали? И насовсем?!

— Насовсем.

— Бесплатно?

— Конечно.

— Вот здорово! А у меня зуб откололся. Вот посмотри…

Она подскакивает на цыпочках и тыкает пальцем в открытый рот.

— Ерунда.

— Знаешь, как жалко. Ну, как там? Рассказывай все по порядку.

Это я ждал и был готов.

— Ты садись, садись. Это тебе…

Подаю шоколад. Все три плитки.

— Ой, зачем же? Мне только одну.

— Мне не надо. Я им обожрался там.

— Тогда две.

— Бери и не стесняйся. Так вот, значит… Привезли нас в Балашово. Это под Москвой. Расселили в казармах и начали вовсю кормить. Целыми днями ели. Ели и загорали. Ну, вечером кино там, лекции всякие… Недели через две начали тренировать. Физкультурный шаг знаешь?

— Нет.

— Это вот… Смотри! Раз-два! Раз-два! Локти сюда! Взмах видишь? Раз-два! Раз-два!

Я зашагал от окошка к дверям и обратно. Томка глядела на меня обалдевшая.

— В каждой шеренге по десять, но все делают четко, как один. Головы подняты вот так… Глаза смотрят на Мавзолей! Раз-два! Раз-два!

— А девочки?

— Девчонки отдельно. Платья у них с вышивкой. На лбу кокошник. Потом ночью репетиция была. На самой площади… А перед тем несчастный случай произошел. На шоссе мотоциклисты репетировали, и один на скорости как врежется в дерево!

— Ушибся?!

— Ха! «Ушибся». Вдребезги! Где винтики, где кишки!.. Ну, вот… Наступил день парада. Мы, конечно, в колоннах стоим и на часы смотрим. Как только десять начало бить и сразу барабаны: бум-па, па, пам-па! Бум-па, па, пам-па!.. Из динамиков: «Ша-а-а-а-а-гом… Арш!!» На площадь выходит Амбарцумян. Абсолютный чемпион! Красная майка. Герб во всю грудь. Мышцы вот такие… В руках знамя. Тридцать квадратных метров! Ветром, как хлопнет! Как хлопнет! Древко из алюминиевой трубки и то гнется… А он хоть бы что! За ним колонна героев. Человек сто. Вторая колонна мы, эрэсэфэсэр. Я третьим от края шел. Трибуны полные… Иностранцев набилось! Русских и не видать совсем. По всей площади ковер из войлока. Зеленый. Вот такой толщины… Хочется смотреть кругом, а нельзя. Шаг можно сбить. Мавзолей прошли — я и моргнуть не успел. Но я все-таки обернулся… Сталина сразу узнал! Он в белом кителе, а рядом Калинин в шляпе. Его тоже сразу узнал. Ну, прошагали мы на другую сторону площади и стоим. И тут оркестр вальс заиграл. В одну минуту поставили турники. А турнички семь метров! Представляешь?! «Солнце» крутили минуты две. Чемпионы, конечно… Потом у самых трибун установили трамплины. Стальные такие. С откосом. И вот на площадь вылетает мотоцикл! Скорость жуткая. Все быстрей, быстрей! Как взлетит на трамплин! И в воздух! Колес не видно становится… Трения нет, и они как бешеные: ззззззз!.. Летит, летит в воздухе и раз! От покрышек только дым! Вот один из них, ну, тот, что рассказывал, — на репетициях и разбился… А потом два грузовика. На них площадка с искусственным льдом. Круглая. Бортика, учти, нет. Она в белом. Он в красном костюме. Вальс на коньках!

— Красивая?

— Кто? Фигуристка? Откуда я знаю? Мы ж далеко стояли. Лиц не видно. А почему шоколад не ешь?

— Я потом. У тебя, Витя, так брови выгорели… Совсем нету.

— Может, на улицу пойдем?

— Пойдем, — радостно соглашается Томка.

Но уйти не удалось. В коридоре мы наталкиваемся на Леньку.

— Ты мне нужен — вот так…

Он пилит ладонью кадык и затаскивает меня обратно в комнату.

— Разговор мужской, Тома.

— От нее у меня секретов нет. И вообще мы собрались гулять…

Но за Томкой уже закрылась дверь.

— Чего тебе?!

— Я тебе, как другу…

— Иди ты на… Что ты путаешься под ногами?! Вечно он дает советы.

— У нее, между прочим, есть отличный парень. Летчик…

Я очень хотел его ударить. И я сделал бы это, но вы не знаете Леньки. Он стоял ко мне спиной и открывал моим перочинным ножом бутылку портвейна.

— Яблочки от твоей будущей тещи…

И действительно, вынимает из кармана два больших желтых яблока.

— Давай спокойно выпьем и спокойно поговорим.

Яблоки оказались сладкими. Портвейн крепким. Я сидел на подоконнике и рассеянно слушал.

— Ты можешь меня презирать. Пожалуйста. Но верить-то мне ты обязан. Ведь это интеллигентная семья. Может, ты думаешь, что она белоручка? Ошибаешься. Люда прекрасно готовит. Яков Михайлович — портной выс-ше-го класса! У него обкомовские шьют! И потом связи… Ты же сам говорил, что тебя тошнит от метро. Испортил тогда вечер. Нагрубил. Я понимаю — нервы, переживания. Давай еще. Держи…

Я отхлебнул глоток и поставил стакан на окно.