Дорогой чести - [18]
Но однажды Иванов изменил этому своему правилу. Произошло это так.
Наш корабль вел бой с фашистскими кораблями. Сильный был бой! Вода бурлила от взрывов. Пороховой дым клубился над кораблями. Сверкали орудийные вспышки.
Вражеских кораблей было больше, и они окружили нас со всех сторон. Но мы не отступали. Наш советский военно-морской флаг гордо развевался на мачте. Настоящие моряки ни за что не спустят перед врагом своего флага. Лучше смерть, чем позорный плен.
Наши пушки метко били по врагу. Мы подбили один корабль противника. Он окутался дымом и огнем и начал поспешно удирать.
В это время несколько снарядов врага попало в наш корабль. Раздались взрывы. Многие матросы были ранены. Был ранен в ногу и Иванов. Он упал на палубу. Матрос, который заряжал пушку, тоже был ранен. Некому стало подавать снаряды и заряжать пушку. Пушка перестала стрелять. А враги только этого и ждали. Подошли они ближе и начали расстреливать наш корабль.
Очнулся Иванов, видит: дело плохо. Преодолевая боль, он подполз к пушке, ухватился за затвор и приподнялся. Но раненая нога не давала ему ступить ни шагу. Заряжать пушку он мог, но кто будет подносить снаряды? Что делать?
И тут Иванов увидел Владыку. Он, как всегда, спрятался за броню пушки и настороженно поглядывал по сторонам.
— Владыка! — крикнул Иванов. — Подавай снаряды. Видишь, я ранен. Снаряды! Быстро!
Владыка понял своего друга, подбежал к нише, схватил снаряд и поднес к пушке. Иванов зарядил пушку и выстрелил. Дядя Федя ласково подбадривал Владыку, обещал после боя накормить вкусными пирожками. Владыка не пропускал мимо ушей обещаний дяди Феди и старался изо всех сил.
Еще один вражеский корабль получил повреждение. Наш снаряд угодил ему прямо в трубу: только куски полетели.
Тут на помощь пришли советские корабли и самолеты, и враг отступил.
После боя все моряки хвалили Владыку и угощали сахаром.
— Молодец, Владыка. Не струсил, не ударил в грязь лицом. Молодец! — говорили моряки.
Владыка удовлетворенно фыркал, с хрустом разгрызая куски сахара.
Почти целый килограмм сахара съел он на этот раз.
И правильно: что заслужил, то и получил.
К осени Владыка превратился в большого медведя. Ходил он важно, задирая голову и сердито посматривая по сторонам. Иногда метался по палубе, тревожно ревел.
Играть с ним было уже опасно. Настало время прощаться с Владыкой.
Однажды, когда корабль стоял у берега, подъехала автомашина с железной клеткой в кузове. Все моряки догадались: приехали за Владыкой из зоопарка.
Жалко было расставаться с медведем. Каждый из нас в последний раз угостил Владыку, кто чем: сахаром, пирожком, конфеткой, апельсиновой коркой.
Медведь тоже чувствовал, что наступило время разлуки. Он глухо ревел, поднимался на задние лапы и опускал голову, точно кланяясь морякам.
Иванов в последний раз обнял своего любимца. Потом заманил его в клетку. Машина тронулась. Владыка поднялся во весь рост, ухватился лапами за прутья клетки и заревел.
Матросы помахали ему бескозырками.
— Прощай, Владыка! Мы встретимся еще. Победим фашистов и побываем у тебя в гостях, в зоопарке. До скорой встречи!
…И вот я стою в зоопарке у клетки Владыки и вспоминаю обо всем этом Обидно, что Владыка не признает меня. Зазнался, что ли? Нехорошо, Владыка, нехорошо!
Петушок
Вы знаете нашего Петра Петухова? Парень он, как известно, неплохой. Но прозвали его «Петушком» недаром. Уж очень все ему кажется нипочем. Конечно, в двадцать лет кто не петушится? Но он меры не знает: все я — да я! И это могу, и то! Службу, правда, правит хорошо — способностями не обижен, да и специальность свою — корабельного писаря — знает. Но зазубринка — гонорок. На корабле, верно, врать не стану, не петушится, но на берегу, особенно среди девушек, прямо так и рассыпается в мелкие брызги, как морская волна у мола. Словечка попросту не скажет — все с вывертами на «морской» лад. Обыкновенный человеческий нос у него — «румпель», глаза — «иллюминаторы», земля — «палуба», корабль — «коробка», море — «лужа»… Послушаешь его, так и океан — не океан, а суп с фрикадельками в тарелке. Да, человеческая слабость… А парень он хоть куда! Роста среднего, собой крепкий и стройный. В движениях быстрый и решительный. Волосы каштановые, а брови — темные дуги. Погоны на плечах — что птицы на утесах. Многие девушки вздыхают по Петушку. Правда, он не озорует, ответственных обещаний не дает, но головы кружить девушкам любит.
И что бы вы думали — именно с девушкой и связана одна неприятная для Петушка история.
Как-то в солнечный воскресный день уволились мы с корабля на берег трое: Петушок, я и минер Лухманов, человек вполне положительный.
Петушок сразу сел на своего конька:
— Генеральный курс на матросский парк. Строй — «фронтом»! Полный вперед!
Ну, идем строем; ленточки развеваются, воротнички вздуваются парусом.
Пришли в парк, а Петушок опять за свое:
— Шары на стоп! Осмотреться! Приготовиться к тралению под девизом: «Очистим черноморские воды от заржавевших мин!» — Руки потирает и смотрит вокруг этаким гоголем. Не нравятся мне в Петушке все эти «мины» и «шары», но я молчу. Бесполезно говорить, не пронимают его обыкновенные слова. Продвигаемся, значит, потихоньку по берегу, а Лухманов все теснит нас и теснит ближе к пляжу, к лодочной станции, и уговаривает:
