Дороги в горах - [56]

Шрифт
Интервал

— Вот здесь, — он похлопал ладонью по папке, — контрольные цифры. Нам предлагают больше чем в два раза увеличить посевы пшеницы, в три раза — картофеля. Предлагают сеять на зерно кукурузу. Для того чтобы выполнить такой план, нужно перепахать все пастбища, подняться с посевами на склоны гор, на каменные почвы, туда, где уже в августе нередко бывают заморозки. Есть ли в этом необходимость, выгода для колхозов, а значит, и для государства? Давайте обсудим эти вопросы. — Хвоев захлопнул и отодвинул папку.

Грачев с тяжелым вздохом отвалился на спинку стула. Он понимал беспокойство Хвоева. Посевы в горных колхозах — бесполезная морока. Но не так-то легко добиться отмены или хотя бы изменения преподнесенных контрольных цифр. Надо обязательно ехать в Верхнеобск, сидеть в приемных начальства, доказывать. Да и докажешь ли? Как еще дело обернется. Может случиться, столько неприятностей наживешь! И какая Хвоеву охота канителиться, рисковать. Требуют — выполняй.

Иначе воспринял сообщение секретаря Гвоздин. Изображая на остром хитром лице почтительное внимание, он не переставал думать о стычке с Кузиным: «Болван неотесанный… Грубиян… А куда гнет Хвоев? Подожди! Подожди! Куда он гнет? Да это же, черт возьми!.. Влип!.. Определенно!..»

Гвоздин схватился за край стола, поглядел в одну сторону, в другую — все сосредоточенно слушали Хвоева. «Интересно, какими вы станете, когда я выступлю!..» — при этой мысли у Ивана Александровича все задрожало внутри, но он только уселся поудобнее и улыбнулся.

А немного спустя Гвоздин опять начал оглядываться с беспокойным чувством: «Что, если его не поддержат? Не может быть! Поддержат! Тот же Кузин… Грачев, конечно, не осмелится. А Кузин заряжен, потому рвет и мечет… Найдутся и другие… С Хвоевым надо кончать! Хватит!..»

— Прошу высказываться. — Хвоев посмотрел на главного агронома МТС Маркова, с которым только что советовался о планировании. Марков возмущался, убедительными фактами доказал несостоятельность преподнесенных сверху цифр, а теперь молчит.

— Разве не важный вопрос? — спросил Хвоев.

— Важный. Поэтому и молчим. Подумать надо.

— Разрешите! — бросил от самых дверей Ковалев.

Гвоздин быстро повернулся к нему. «Этот, конечно, поддержит Хвоева», — думал он, покалывая Ковалева маленькими быстрыми глазками.

— Товарищи, я человек новый, плохо знаю район, но, мне, кажется, сеять надо не только в долинах. Этого требуют колхозники. Вот Сенюш Белендин… Жаль, не пригласили его на совещание.

Обрадованный неожиданным подкреплением, Гвоздин повернулся к Ковалеву, и взгляд его моментально стал одобрительным, подбадривающим. Спохватясь, Иван Александрович покосился на Хвоева. Тот сидел спокойный, внимательно слушая Ковалева. «Прикидывается, — подумал Гвоздин, — играет роль бесстрастного, объективного. Посмотрим, дружок, что дальше будет. Врешь! Сбросишь маску». А Ковалев взволнованно доказывал, что расширение посевных площадей будет способствовать укреплению кормовой базы, повысит продуктивность животноводства. Он, Ковалев, согласен, что условия трудные. Но трудности можно преодолеть. Разве нельзя сеять сорта пшеницы, которые созревали бы до наступления морозов?

«Сейчас я… Мне надо выступить, — нетерпеливо думал Гвоздин. — Обязательно вслед за Ковалевым. Сказать горячо, убедительно!»

Ковалев, смолкнув, не успел еще опуститься на место, как Гвоздин стремительно вскинул руку:

— Позвольте?

Получилось слишком поспешно, но Иван Александрович не смутился. Он сказал о том, что ценит в Хвоеве инициативу, настойчивость, умение понять интересы людей, умение поднять массы на выполнение тех или иных задач. Хвоев, слушая Гвоздина, смущенно крякнул, двинулся в кресле, а потом спросил:

— Иван Александрович, к чему это высокое признание? Никому не нужно.

— Нет, нужно, товарищ Хвоев, — Гвоздин скрестил холодный острый взгляд с недоуменным взглядом Хвоева и, опустив голову, продолжал: — Нужно потому, что я не хочу быть необъективным, не хочу скрывать ни хорошего, ни плохого. А плохое, к сожалению, есть у вас, Валерий Сергеевич. И оно катастрофически растет. Странно получается… Я иногда думаю, не закружилась ли у вас от успехов голова.

— Конкретней! — требовательно крикнул кто-то из присутствующих. — Чего тут размазывать!

Иван Александрович судорожно дернулся, заметно бледнея.

— Товарищи, прошу не мешать выступающему, — сухо сказал Хвоев, смотря поверх голов.! — Продолжайте.

— Могу конкретно, — запоздало огрызнулся Иван Александрович, досадуя на то, что реплика нарушает его мысли.

— Конкретно по данному совещанию. Только что товарищ Хвоев сказал — мы должны посоветоваться, как лучше выполнить решение январского Пленума. Так ведь? Но нетрудно понять, что сам Хвоев выступает против решений Пленума. Не удивляйтесь, товарищи. Я сейчас докажу, что здесь налицо завуалированное выступление против решений Пленума ЦК нашей партии. Нельзя быть близорукими, товарищи. Близорукость и беспечность — злейшие враги нашей партии. Что получается? В решениях Пленума черным по белому записано, что основной задачей в сельском хозяйстве является создание зерновой базы. Зерно — это воздух, основа основ. Вот товарищ Ковалев подтвердил, что без зерновой базы нельзя добиться повышения продуктивности животноводства. Валерий Сергеевич, ловко маскируясь за местные условия, уклоняется от выполнения решений партии. Он хочет развивать животноводство, но базой для животноводства заниматься не желает. Я еще раз говорю, что очень уважаю Валерия Сергеевича. Но… говорят, дружба дружбой, а табачок врозь, в делах политики мы, коммунисты, должны быть принципиальными. Если потребуется, я вынесу этот вопрос за пределы района, но докажу, что Хвоев не прав, он глубоко ошибается.


Еще от автора Николай Григорьевич Дворцов
Море бьется о скалы

Роман алтайского писателя Николая Дворцова «Море бьется о скалы» посвящен узникам фашистского концлагеря в Норвегии, в котором находился и сам автор…


Рекомендуем почитать
Смерть Егора Сузуна. Лида Вараксина. И это все о нем

.В третий том входят повести: «Смерть Егора Сузуна» и «Лида Вараксина» и роман «И это все о нем». «Смерть Егора Сузуна» рассказывает о старом коммунисте, всю свою жизнь отдавшем служению людям и любимому делу. «Лида Вараксина» — о человеческом призвании, о человеке на своем месте. В романе «И это все о нем» повествуется о современном рабочем классе, о жизни и работе молодых лесозаготовителей, о комсомольском вожаке молодежи.


Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.