Дороги в горах - [46]

Шрифт
Интервал

— Это правда. Чинчей тоже говорила — побелить надо. Да известки нет. Я два раза на складе была. Мне для клеток надо. Геннадий Васильевич хотел…

— Много тут известки потребуется! — перебила Клава. — У нас, кажется, есть. Приходи.

— Ой, какая ты молодец! — Эркелей схватила подругу за локоть. — Сегодня же приду. Нет, завтра, пожалуй. — Девушка вдруг задумчиво прищурилась и тихо сказала: — А у нас ведь тоже есть известка. Почему я не догадалась?.. Я лучше принесу из дому.

Зашел Ковалев, следом — Бабах в распахнутой фуфайке, из карманов которой торчали небрежно засунутые рукавицы. Развалисто ступая, он неторопливо, с достоинством пересек комнату и опустился на лавку. Вид у него был разморенный, но довольный, как у человека, который много и ладно потрудился и все сделанное радует, веселит его душу.

— Бабах, я даже не думал, что ты мастер по плотницкому делу, — сказал Геннадий Васильевич, присаживаясь к шаткому сосновому столу.

— Все понемножку можем… — Бабах достал из кармана коротенькую трубку. — Теперь меньше корма потребуется. Коровы не будут его затаптывать.

Приход Геннадия Васильевича насторожил Клаву, Боясь, что Ковалев опять начнет неприятный для нее разговор, она, поправляя мелкими торопливыми движениями цветной полушалок, сухо бросила:

— Мне пора!

— Ты, Клава, одна теперь живешь? — запросто спросил Геннадий Васильевич, будто давно знал девушку.

— Одна…

— Да… — Ковалев вздохнул. — Незавидные дела… Что говорят врачи? Долго пролежит Марфа Сидоровна?

Клава сдержанно ответила, но Геннадий Васильевич задавал все новые и новые вопросы. При этом он смотрел на девушку тепло, заметно тронутый ее участью, и Клава, сама не замечая как, разоткровенничалась, рассказала, что все время мечтала стать зоотехником, работать в родном колхозе, но ничего не вышло. А теперь еще мать заболела, и жизнь, действительно, оказалась несладкой.

— Зоотехник колхозу нужен, очень нужен. Без зоотехника не делается самого необходимого. — Геннадий Васильевич помолчал, теребя пальцами курчавую бородку. — И не только зоотехник требуется колхозу, а вообще люди, особенно грамотные. Почему пошла в райпотребсоюз?

— Я… Я хотела на ферму устроиться, а мама не разрешила, — сказала в замешательстве Клава и тут же, спохватись, подумала, что ответила опрометчиво, по-детски, даже глупо. Досадуя, она решительно повернулась к двери.

Геннадий Васильевич поднялся.

— Будет, Клава, свободное время — заходи. У нас веселее, чем в конторе. Живое дело.

Глава десятая

В понедельник Клава, придя в контору, впервые заметила, что загроможденная столами комната мрачная и насквозь пропитана тошнотворным махорочным дымом.

— Клава, перепиши-ка вот эту ведомость. Только без ошибок и поаккуратней! — Лукичев внушительно смотрел поверх очков.

Она взяла ведомость и будто невзначай покосилась на часы. Пятнадцать минут десятого… «Ой, как долго до обеда. А шести, кажется, и не дождешься вовсе».

Переписывая цифры, Клава вспомнила Ласточку. «Сколько времени не видала меня, а сразу узнала. Стоит в углу, как сиротка. Так индивидуалисткой и осталась». Клава беззвучно рассмеялась. Ей пришло на память, как Эркелей намеревалась обмануть злого бога Эрлика.

В обеденный перерыв сотрудники поспешно разошлись кто домой, а кто в чайную.

— Федор Александрович, что это вы сегодня не торопитесь? — спросила Клава, надевая жакет.

— Решил почитать. Перекусить я с собой прихватил. — Балушев достал из стола толстую книгу и сверток с едой. — Почему вчера не заходила?

— Вчера на ферме была. Мама интересуется, а я ничего не знаю… Вот и ходила.

— Ковалева видела?

— Видела.

— Зоотехник, важный пост занимал в Верхнеобске. По своему желанию к нам приехал.

Клава вспомнила вчерашний разговор с Ковалевым, и ей стало не по себе. Стараясь не показать смущения, она, накидывая полушалок, спросила:

— Что читаете? Романом увлеклись?

— Увлекся, но не романом, — Федор показал заглавие книги.

— «Организация животноводства в колхозах». Зачем это вам? — удивилась Клава.

— Любые знания не бывают лишними. На днях должен состояться Пленум ЦК по животноводству. Много нового будет. Вот и читаю… Клава! Я думаю: почему ты заочно в институт не поступила?

— Сама не знаю. Я тогда так растерялась, что ничего не соображала. Даже документы не взяла. После прислали. А потом нет особого желания. Говорят: курица не птица, заочник не студент.

— Ну, это для красного словца говорят. А учиться надо. При желании заочно можно получить не меньше. Иди, а то не успеешь пообедать.

«Маме надо сказать о Пленуме. Обрадуется она», — думала Клава, и сама ощутила радость. Ей казалось, что ее серая, однообразная жизнь чем-то нарушилась, что-то сдвинулось в ней, оживилось. Но чем нарушилась и что сдвинулось — Клава не понимала. Она чувствовала только, что настает какое-то пробуждение, ею овладевают беспокойство и нетерпеливое ожидание. «Возможно, это потому, что скоро Игорь приедет. В феврале каникулы. Он писал», — думала Клава, но тут же убеждалась, что не только потому. Есть что-то еще не осознанное. Приезду Игоря она, конечно, очень рада, ждет его с нетерпением. Клава, волнуясь, не раз представляла себе встречу с ним. Интересно, какой он теперь? Изменился, наверное… А мамаше Игоря их встреча, конечно, не понравится.


Еще от автора Николай Григорьевич Дворцов
Море бьется о скалы

Роман алтайского писателя Николая Дворцова «Море бьется о скалы» посвящен узникам фашистского концлагеря в Норвегии, в котором находился и сам автор…


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.