Дороги без следов - [13]

- Это вы, летчики. Две минуты лету на запад, и уже Беларусь.

Катя приподнялась на носках, глядя в окно.

- Там хата, мать...

- А отец?

Катя не ответила, будто не услышала вопроса.

- Про родню ты мне часто рассказывала, а про отца... Акилина недавно спросила, где твой отец, и мне показалось, что ты вся сжалась. Почему?

Катя повернулась к нему.

- Правда... Я никогда не рассказывала тебе о своем отце. Никогда.

Подошла к столу, села, раздумывая, говорить ли правду.

- Сам напросился, так слушай, - наконец решилась она. - Мой отец был учителем в Замошье. Мы его дома ред­ко и видели. Днем, известно, в школе, а вечерами мотался по деревням, проводил собрания, читал лекции. Домой воз­вращался поздно. Мы с матерью привыкли к этому... И вот однажды отец пришел на закате солнца. Мы вместе поужи­нали, потом долго сидели, говорили и спать легли поздно. А ночью его забрали. За связь с польской дефензивой. Сказали, что установилась эта связь давно, еще в то время, когда отец учился в Несвижской учительской семинарии. В сентябре следующего года западные области Белоруссии воссоедини­лись, и мать стала добиваться, чтобы ей сказали, какие он имел связи с дефензивой. Ей обещали. И год, и два... Потом началась война. Я ушла из Минска, когда немцы были уже на товарной станции. Студенты нашего института подались кто куда. Я пошла на восток. Где только не была, что не де­лала! Потом решила идти в армию. Меня направили в школу младших авиаспециалистов, и с конца сорок второго я служу в полку. - Она показала свои руки, красивые, словно точеные. - Ставлю пушки, ты знаешь... Вот этими руками...

- Этими руками на арфе играть...

Кривохиж вскочил из-за стола и как-то растерянно огля­нулся. Можно было подумать, что только теперь до него до­шел смысл того, о чем рассказала Катя. Круто повернулся и сверху вниз поглядел на нее.

- Испугался?

- Я? Испугался? А знаешь, что я еще никогда ни на земле, ни в воздухе ничего не боялся?

- Иван, не говори так.

Он подался к ней, но тут же, будто опомнившись, ото­шел, взял полотенце, осторожно приложил к одной, потом к другой щеке. Видно, ожоги саднили - так болезненно ис­кривились уголки его губ.

Катя жалела, что рассказала все как есть об отце. Вско­чила с табуретки.

- Не буду... Больше не буду рассказывать...

Кривохиж смотрел в окно.

"Сказала, как было. Что тут такого? Пусть знает", - по­думала Катя.

А Кривохиж стоял молчаливый, будто оглушенный.

- Засиделась я... - сказала Катя.- Солнце заходит. Пора домой.

Кривохиж точно проснулся. Помог ей надеть шинель, погладил рукой хлястик и, поправляя ремень, тихо, точно самому себе, сказал:

- Как быстро прошло время...

- Не скучай, Иван. Быстрее поправляйся. - Катя надела ушанку, попрощалась.

Он вышел на крыльцо, помахал рукой и, вернувшись в палату, остановился у окна. Глядел на синий снег, по кото­рому на лыжах пошла Катя. Скоро она скрылась за холмами.

Кривохиж прилег на койку. Вспомнились довоенные годы, родное село, брат Александр. Как тот хотел учиться! Но надо было в городе нанять квартиру, купить обувь, одеж­ду, а хозяйство у отца было бедное, об этом и думать нечего было... Брат ходил пешком в семилетку в Слуцк, и только в морозы да в метели становился на квартиру к давнему другу отца, сторожу клуба.

Александр... Сашка... Где ты теперь?

4

Из дивизии сообщили, что в полк вылетел член военного совета армии генерал Снегирев. Пищикова это не удивило. Генерал часто бывал в полку. Тут его все уважали и встре­чали с радостью.

Позвонив в штаб, Пищиков приказал, чтобы его зампо­лит майор Синявский сейчас же шел на старт. Сам Пищиков оставил возле оперативного дежурного штурмана полка ка­питана Ражникова и вышел из КП.

Мороз заметно сдал. Низкое серое небо, еще вчера ви­севшее над аэродромом, посинело и как будто приподнялось. Там-сям сквозь тучи снопами пробивались лучи солнца.

Идя на старт, Пищиков увидел, что солнце осветило почти все Кулики. Засверкали на хатах снежные шапки, и деревня вдруг показалась незнакомой и какой-то особен­но привлекательной. Пищиков даже остановился, как будто только что перелетел сюда с другого аэродрома и впервые увидел Кулики.

Усмехнулся, глядя на высоченные капониры, в которых стояли машины управления полка, на маскировочные сетки.

"Почти перезимовали, а я... - подумал он. - На дворе уже март..."

По краю взлетной полосы за стоянками самолетов ору­жейники несли вороненую авиационную пушку. Занятый своими мыслями, Пищиков поглядел на них равнодушно.

Механиков догнал старший летчик первой эскадрильи Васильев. Отстранил заднего механика, понес пушку. По­слышался звонкий девичий голос. "Кто же это так щебе­чет?" - Пищиков посмотрел на механика-дивчину, которая шла рядом с Васильевым.

Миновав эскадрильскую землянку, он вышел на взлет­ную полосу. Сгибаясь под тяжестью пушки, Васильев ра­достно улыбался Кате.

"Вон что!" - подумал Пищиков, давая дорогу механи­кам.

Васильев увидел командира полка.

- Помогаю Катерине Васильевне,- сказал он.

- Васильевне или Васильевой?

- Пока что Васильевне, товарищ командир, - летчик с улыбкой посмотрел на Катю. Та покраснела, принялась поправлять волосы, вылезшие из-под ушанки. Была она в валенках, в теплой куртке.