Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [83]
Когда человека зашивали, в палате проводилось неофициальное торжество. Ему больше не приходилось чистить и перевязывать рану. Пришло, мать его, и мое время. В предвкушении и с чувством опасения, и конечно же, с надежной наволочкой, меня покатили в большую комнату и уложили на другой, такой же металлический стол, над которым сияла одна яркая лампа.
Казалось бы, из ниоткуда, в ореоле света возник крупный и сильной доктор, спросивший:
— Ну-с, с какой раны начнем?
— Не имеет значения, док, — ответил я, пытаясь понять, какая вообще разница, откуда начинать?
Он начал с моего колена, наложив на него стальной кетгут, и все прошло хорошо. Затем он занялся раной на бедре, и снова все прошло хорошо. За все это время я даже не вспотел. Потом пришло время раны на боку. Когда он вставил кетгут в мой бок, то мои мышцы живота напряглись так сильно, что грудь и ноги сжались вместе, а зубы заскрежетали. Он вытащил нить, и мои мышцы медленно расслабились, и я смог снова откинуться назад.
— Эй, док, что это была за хрень?
— Извини, приятель, это часть основных нервов, которые помогают контролировать мышцы живота. Я дам тебе дополнительную местную анестезию, но сомневаюсь, что это поможет.
Но это не помогло, и когда то же самое произошло во второй раз, я попросил его остановиться.
— Подожди, док, нам нужно что-то придумать, а то еще один такой раз и я сломаю шею.
Мы решили продолжать зашивать рану, пока я наклонялся вперед. В любом случае, я решил покончить с этим. Это сработало, но мне понадобилась еще неделя, прежде чем я смог полностью выпрямиться.
Снайперы-разведчики,
Госпиталь в Дананге,
14 ноября 1969 г.
Дорогая мамочка,
Небольшой комментарий, чтобы ты знала, что происходит. Меня перевели в другое отделение. Сейчас я уже могу ходить, так что меня скоро переведут к выздоравливающим. Здесь, в Дананге я останусь, по крайней мере, еще дней десять, а после отправлюсь в Ан-Хоа, чтобы завершить выздоровление.
Я пока не готов ко всяким маршам, но могу ходить, если не спешу. Док говорит, что я восстанавливаюсь исключительно хорошо, не переживай. Береги себя, я напишу тебе, когда меня переведут.
С любовью,
Джозеф
Как только я стал ходить самостоятельно, то начал каждый день приходить в оружейку и проверять свою винтовку. Я знаю, что свел бедного оружейника с ума, но мой рюкзак и все его содержимое исчезло. Мой государственный флаг, которым я обмотал ствол винтовки, чтобы сохранить его сухим, сама снайперская винтовка, и пять матчевых патронов были в том же состоянии, как я их оставил. Но он вежливо взял ее с полки и показал мне. Он даже почистил ее и смазал ложе льняным маслом.
Кроме того, я начал искать способ выбраться из госпиталя, чтобы немного развлечься.
Снайперы-разведчики,
Госпиталь в Дананге,
15 ноября 1969 г.
Дорогая мамочка,
Меня до сих пор не перевели, и я не знаю, в чем дело. Но не думаю, что они это сделают. Я просто брожу по всей территории госпиталя. Этим утром мне даже удалось помыться в душе, впервые с тех пор, как покинул Ан-Хоа, к большому облегчению всех. Чувствую, будто хожу как на свалке, хотя, чтобы зашить меня, врачи использовали стальные нити. Черт, скоро я вернусь к своей работе.
Вчера вечером пошел посмотреть «Унесенные ветром»[88]. Конечно, все это было очень давно, но он очень неплох как для фильма тридцатилетней давности. Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня. Возьми с моего счета столько денег, сколько понадобиться, и выплати как можно скорее за кольцо Лауры.
У меня не было никакой почты, кроме той, которую мне привезли из Ан-Хоа. Ни одно письмо не пришло на этот адрес, хотя прошло уже восемь дней, и я немного волновался, что что-то не так.
У меня все в порядке, что удивляет даже меня. Я рад этому, потому что происходящее вокруг действует мне на нервы. Прошлой ночью к нам поступил мой друг из 5-го полка. Он получил ранение в спину и, похоже, его отправят в Японию.
Добро, буду заканчивать, пойду немного посижу. Береги себя.
С любовью,
Джозеф
Уход в госпитале был исключительным, но я был закален джунглями и чувствовал себя в нем тесновато. Я продолжал свои ежедневные прогулки, точнее, должен сказать, ковыляние, все дальше и дальше. Госпитальный комплекс был огромным, и я был полон решимости осмотреть его весь.
Однажды, вернувшись в палату из столовой, я заметил большое, трехэтажное здание, стоящее отдельно от основных зданий. Оно было окружено сетчатым забором десять футов высотой, увенчанным колючей проволокой и прожекторами. На линии, нарисованной вокруг здания футах в пятидесяти от забора, на определенных интервалах стояли береговые патрули. Это должно было быть долгое и мучительное путешествие, но мое любопытство взяло верх, и я отправился на прогулку.
Я подошел к береговому патрулю, и часовые сразу же взяли оружие на грудь:
— Стой, кто идет? Назовите свое имя, звание и должность.
— Что это за место? — спросил я.
— Здесь содержатся раненые военнопленные.
