Дорога в тысячу ли - [19]

— Я веду себя эгоистично, — сказал Исэк. — Простите меня.

Он решил попросить о помощи одного из постояльцев, когда те вернутся.

Чанджин встала.

— Вам понадобится пальто, — сказала она.

Тяжелый запах водорослей, пена волн вдоль скалистого пляжа и пустота сине-серого пейзажа, над которым кружили птицы, — все это ошеломляло после долгого пребывания в крошечной комнате. Утреннее солнце припекало голову Исэка. Он никогда не пил вина, но представлял, как крестьяне плясали по праздникам после чрезмерного количества чашек со спиртным.

На пляже Исэк нес свои кожаные ботинки в руках. Он шел упорно, не чувствуя следов болезни. Он не был сильным, но все же чувствовал себя гораздо лучше.

— Спасибо, — сказал он, не глядя в сторону Чанджин, его бледное лицо сияло; он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Чанджин взглянула на улыбающегося молодого человека. Он обладал невинностью, предположила она, своего рода детской непосредственностью. Ей хотелось защитить его.

— Вы так добры.

Она не знала, что делать с его благодарностью. Чанджин чувствовала себя несчастной. У нее не было времени для этой прогулки, сердце ее сжимала тревога.

— Можно задать вам вопрос?

— Да?

— Ваша дочь в порядке?

Чанджин не ответила. Когда они подошли к дальнему концу пляжа, ей казалось, что она очутилась где-то в другом месте, далеко от дома, хотя она не могла бы сказать, где именно. Прогулка с молодым пастором была странной, но его неожиданный вопрос окончательно нарушил ее покой. Что заставило его интересоваться состоянием Сонджи? Вскоре ее округлившийся живот и вправду станет заметным, но пока внешних перемен не видно. Что пастор подумает об этом? И какое это имеет значение?

— Она беременна. — Чанджин произнесла это, понимая, что честность будет правильной.

— Ей, должно быть, трудно, когда муж в отъезде.

— У нее нет мужа.

— А кто отец ребенка?..

— Она не говорит.

Сонджа сказала ей, что этот человек уже женат и имеет детей. Больше Чанджин ничего не знала. И все это было слишком постыдно.

— Так случается.

— Не знаю, что с ней теперь будет. Ее жизнь разрушена. Ей и так трудно было найти жениха, но теперь…

Он не понимал.

— Дефекты моего мужа. Люди не хотят таких детей.

— Ясно.

— Трудно быть незамужней женщиной, но родить ребенка без мужа… соседи никогда не поймут, станут осуждать ее. И что будет с этим ребенком? Мы даже не сможем зарегистрировать его под нашим именем, — Чанджин никогда не говорила так свободно с посторонним человеком.

Она продолжала идти, но теперь медленнее. Она искала способ решить проблему, но не находила ответа. Ее незамужние сестры не могли ей помочь, а их отец давно умер. Братьев у нее не было.

Исэк был удивлен, но не слишком. Он сталкивался с подобными ситуациями раньше, в практике церкви. Туда не раз приходили в поисках утешения и прощения.

— Отец ребенка — его нельзя найти?

— Я не знаю. Она не хочет говорить о нем. Я никому не сказала о ее беременности, кроме вас. Ваша задача — давать людям советы, но мы не христиане. Простите меня.

— Вы спасли мне жизнь. Я бы умер, если бы вы меня не приняли, не ухаживали за мной. Вы пошли гораздо дальше обычных услуг хозяина в отношении гостя.

— Мой муж умер от этой болезни. Вы молодой человек. Вы должны прожить долгую жизнь.

Они продолжали идти, но Чанджин не интересовалась тем, что было вокруг. Она уставилась на светло-зеленую воду. Она внезапно устала.

— Знает ли она, что я догадался? Могу я поговорить с ней?

— Вы не шокированы?

— Конечно, нет. Сонджа кажется очень серьезной молодой женщиной; для произошедшего должна быть веская причина. Аджумони, должно быть, вы чувствуете себя ужасно, но ребенок — дар Бога.

Грустное выражение лица Чанджин не изменилось.

— Аджумони, вы верите в Бога?

Она покачала головой.

— Мой муж говорил, что христиане неплохие люди. Некоторые из них были патриотами, боролись за независимость. Так?

— Да, мои учителя в семинарии в Пхеньяне боролись за независимость. Мой старший брат погиб в 1919 году.

— Вы тоже занимаетесь политикой? — Она встревожилась; Хуни говорил, что им следует избегать таких людей, потому что это опасно для всех. — Ваш брат?

— Мой брат Самоэль был пастором. Он привел меня ко Христу. Мой брат был прекрасным человеком. Бесстрашным и добрым.

Чанджин кивнула. Хуни хотел независимости для Кореи, но он считал, что человек должен в первую очередь заботиться о своей семье.

— Мой муж не хотел, чтобы мы следовали за кем-либо, ни за Иисусом, ни за Буддой, ни за императором или даже корейским лидером.

— Я понимаю.

— Происходит так много ужасного.

— Бог управляет всем, но мы не понимаем его мотивов. Иногда мне тоже не нравится происходящее вокруг. Это огорчает.

Чанджин пожала плечами.

Исэк видел, что Чанджин погружена в свои заботы, и ему пришло в голову, что она и ее дочь не могут любить Бога, если совсем не знают Его.

— Мне жаль, что вы страдаете. Я не родитель, но я думаю, что родители часто испытывают боль.

— Я рада, что сегодня у вас была возможность немного погулять, — сказала она.

— Если вы не верите, я понимаю, — сказал он.

— Ваша семья соблюдает все обряды? Вы поминаете покойников?

— Нет. — Исэк улыбнулся. — Никто в нашей семье не поклоняется мертвым. Мы протестанты, наша вера чиста.