Дорога в тысячу ли - [114]

11

Дети, приглашенные на вечеринку Соломона, были сыновьями и дочерьми дипломатов, банкиров и богатых экспатов из Америки и Европы. Все говорили на английском, а не на японском. Мосасу нравилась эта обстановка. У него были особые планы для сына: Соломон должен говорить отлично по-английски, прекрасно владеть японским, он должен расти среди людей высшего класса, а потом найти работу в американской компании в Токио или Нью-Йорке — городе, который Мосасу никогда не видел, но который должен воплощать собой честный шанс на успех для каждого. Мосасу хотел, чтобы его сын стал гражданином мира.

Вереница черных лимузинов тянулась по улице. Гости благодарили Мосасу и Ецуко за прекрасный ужин. Мосасу проследил, чтобы сперва подали машины девушкам — он видел это в американском кино. Соломон уехал на последней машине с лучшими друзьями: Найджелом, сыном английского банкира, и Аджаем, сыном индийского судовладельца.

Диско-бар был тускло освещен. С потолка свисали двадцать зеркальных шаров на разной высоте, они покачивались и рассеивали лучи света. Посетители могли почувствовать себя рыбами в глубине водоема. После того как все прибыли и расселись, менеджер, красивый филиппинец, поднялся на сцену. У него был прекрасный голос.

— Дорогие друзья Соломона Пэка! Добро пожаловать в «Ринго»! — Он сделал паузу под радостные возгласы детей. — В честь дня рождения Соломона «Ринго» пригласило самую горячую звезду Японии — а в будущем и мира: Кен Хироми и «Семь джентльменов»!

Дети, похоже, ему не поверили. Занавес поднялся, на сцене оказалась рок-группа, и певец вышел из-за спин музыкантов. Хироми выглядел совершенно обычным, почти разочаровывающим. Одет как бизнесмен, который забыл галстук, очки в толстой оправе, как и на обложках альбомов. Волосы безукоризненно приглажены. Ему было не больше тридцати.

Соломон качал головой, растерянный и счастливый. Группа играла громко, и дети бросились танцевать. Потом ведущий попросил всех собраться вокруг сцены, и Ичиро, повар, подал впечатляющий торт с мороженым, похожий на бейсбольный мяч. Высокие тонкие свечи сверкали на его поверхности. Одна из девушек крикнула: «Не забудь загадать желание, детка!»

Ецуко протянула Соломону широкий нож, чтобы он отрезал первый кусок. На него направили луч прожектора. Ецуко охнула, заметив чернила у мальчика под ногтями. Он смыл большую часть, но тень пятна осталась на кончиках его пальцев.

Соломон поднял глаза и улыбнулся. После первого ломтика Соломон отдал нож ей, и она разрезала остальное. Официанты разносили торт гостям, и Хироми тоже взял свой кусок. Мосасу подарил Соломону конверт с иенами и сказал передать его певцу.

Группа сыграла еще одну песню, затем диджей ставил популярные мелодии. Под финал Ецуко чувствовала себя приятно усталой. Мосасу выпил шампанское, и она подошла к нему и села рядом. Мосасу наполнил ей бокал, и она выпила его двумя глотками. Мосасу сказал, что она отлично поработала, и Ецуко встряхнула головой.

Не думая, она сказала:

— Я думаю, она была бы довольна.

Мосасу смутился. Потом кивнул.

— Да, она порадовалась бы за него.

— Какая она была? — Ецуко подалась вперед, чтобы рассмотреть его лицо.

— Я уже говорил тебе. Самой прекрасной и нежной. — Он не хотел говорить о Юми.

— Нет, расскажи о ней что-то конкретное. Я хочу знать больше.

— Зачем? Она мертва. — Мосасу было больно.

Он смотрел, как Соломон танцует с высокой китаянкой. Его лоб блестел от пота, но он следовал элегантным движениям девушки. Ецуко уставилась в пустой бокал.

— Она хотела назвать его Седжонг, — сказал Мосасу. — Но по традиции имя выбирает отец мужа. Мой отец умер, так что дядя Ёсоп назвал его Соломоном. Седжонг был королем в Корее. Он изобрел корейский алфавит. Дядя Ёсоп дал ему имя библейского короля. Думаю, он это сделал, потому что мой отец был пастором. — Он улыбнулся.

— Почему ты улыбаешься?

— Потому что Юми, — Мосасу произнес ее имя вслух, и это удивило его самого, — так гордилась им. Ее сын. Она хотела дать жизнь королю. Она походила на моего отца и дядю, я так думаю. Гордая. Она гордилась мной и моей работой. Теперь, когда я стал старше, мне интересно, почему? — Мосасу задумчиво покачал головой.

— Хорошо гордиться своими детьми. — Она разгладила юбку.

Когда ее дети родились, она изумлялась их физическому совершенству. Она поражалась миниатюрной человеческой форме. Но ни разу она не думала взять историческое имя — имя короля. Она никогда не гордилась своей семьей или страной. Почему ее семья думала, что патинко — это так ужасно? Ее отец, коммивояжер, продавал дорогостоящие страховки домохозяйкам, которые не могли себе это позволить, а Мосасу создавал места, где мужчины и женщины играли за деньги. Оба мужчины делали деньги на случайности, страхе и одиночестве. Ецуко потерпела неудачу в главном — она не научила своих детей верить в победу. Патинко — всего лишь глупая игра, но жизнь тоже игра.

Ецуко сняла новые часы и положила в его ладонь.

— Дело не в том, что я не хочу кольца…

Мосасу не смотрел на нее, но положил часы в карман.

— Уже поздно. Почти полночь, — мягко сказал он. — Детям пора по домам.