Дорога превращений. Суфийские притчи - [14]

«Ну, как нам выжить?» – думали они.

Тюрьма обжоре стала местом пира,

А узники с тех пор не знали мира.

А настоящим миром нас дарит

Аллах, когда он с сердцем говорит.

Так расплатись же полною ценою,

Сойдя в сей мир – узилище земное!..

…И узники взмолились, чтоб факих

Пришел на помощь, вник в несчастье их:

«Еды в тюрьме и прежде было мало,

Ну, а теперь совсем ее не стало,

Поскольку сей обжора и злодей

Жрет так, как будто рядом нет людей.

А скажем слово – станет он вопить:

„Аллах нам заповедал есть и пить!“

Когда ж садимся мы за стол накрытый,

То плачут все, лишь он смеется, сытый.

Судья, его от нас ты удали —

Хоть на поруки взять его вели.

Тебя мы молим, руки простираем:

Тогда для нас темница станет раем!»

Факих решил: «Того обжору мы

На волю выпускаем из тюрьмы.

Да будет всем и каждому известно,

Что объедалам и в тюрьме не место!»

Должник-обжора горько зарыдал:

«О, хоть бы мне факих отсрочку дал!

Ведь здесь я сыт, а при моем обжорстве

Не выжить мне на собственном довольстве.

Ведь от Аллаха, как Пророк учил,

И сам Иблис отсрочку получил!»

Факих в ответ: «Сидеть с тобой не хочет

Никто, все узники тебя порочат.

Так знай, что ты свободен с этих пор,

И твой я отменяю приговор.

А чтоб и впредь ты к нам не попадал,

Я о тебе такой приказ издал:

По площадям и рынкам на верблюде

Пусть провезут тебя, чтоб знали люди,

Какой ты лжец, чтоб впредь, боясь убытка,

Тебе никто не одолжил и нитки!

Иблис был изгнан Божьею десницей,

Тебя ж я изгоняю из темницы!..»

…Тут у погонщика верблюд был нанят,

И страж до вечера был тем и занят,

Что на верблюде должника возил

И всем вокруг убытками грозил.

Страж восклицал: «Вот он, обманщик, вот он!

Коль в долг возьмет – запомни: не вернет он!

Пусть агнцем притворится этот волк, —

Гони его, ему не верь ты в долг!

Гони его! Тебе уж не добиться,

Чтобы его мы бросили в темницу!

Смотри – не доверяй плуту и вору,

В лицо запомни этого обжору!»

Тому, что страж кричал простому люду,

Внимал погонщик оного верблюда:

Он следом шел, и даже был знаком

И с курдским, и с сирийским языком,

На кои те, что мимо проходили,

Глашатая слова переводили.

Так показав мошенника повсюду,

Его спустили вечером с верблюда.

И вот к нему погонщик подошел,

Который понял всё так хорошо,

Что молвил: «О тебе я слушал вести

Весь день, мы всюду странствовали вместе,

И оказался к вечеру без сил

Верблюд мой, что с утра тебя носил.

И потому ты прежде, чем уйти,

Сполна мне за катанье заплати!»

Должник в ответ: «Не ты ли крикам стража

Внимал о том, что нищий я, что даже

Монеты не имею, что, кляня,

Должны взашей все люди гнать меня?

Не ты ль на всех услышал языках,

Что не смогу я заплатить никак, —

И все ж с меня потребовал ты плату?

Не знаю – то ль умом ты небогатый,

То ль нужен врач тебе от глухоты,

То ль слышишь то, что хочешь слышать ты?..»

…О слышащий, внемли: лишь Божий Дух

Нам отверзает зрение и слух.

Но кто одной корыстью жив и дышит, —

Тот слеп и глух, не видит и не слышит.

А кто не слышит вышнего веленья,

Тому не шлет Создатель исцеленья!

Обморок

Смысл притчи в том, что внезапное и интенсивное духовное воздействие («аромат») может повредить состоянию неподготовленного и, тем более, погрязшего в пороках человека. Таких людей, не готовых к восприятию духовных влияний, суфии не принимали в свои братства.

Д. Щ.

***

Здесь содержится важное предостережение: «благоухание» духовности, высшей мудрости и т. п. не должно касаться «обоняния» (т. е. разума и чувств) тех, кто не подготовлен к этому предыдущей жизнью. Человеку, привыкшему к «смраду» злых замыслов и дел, внезапное соприкосновение со святостью и высокой духовностью может только повредить. Вспомним евангельское предупреждение: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями…» (Матф. 7, 6). Заметим, что сказанное не относится к тем, кто приносит покаяние за свой «зловонный» образ жизни и готов переменить его. Однако ведь в последнем двустишии притчи явно говорится о тех, «кто Правды отвергает аромат», т. е. – не кается в содеянном зле.

М. Х.

Обморок

Кожевник, коему привычен смрад,

Пришел на рынок, в парфюмерный ряд.

Вдохнул он аромат – и в тот же миг

Его глубокий обморок постиг,

И он упал, как мертвый, на виду

У всех, кто находился в том ряду.

Один из тех, кто мимо проходил,

Сказал, вздохнув: «Так, видно, Бог судил!»

Другой, чтоб участить ему дыханье,

К его ноздрям поднес благоуханье,

Не зная, что такое вещество

Как раз и ввергло в обморок его.

А третий влить ему пытался в горло

То, от чего ему дыханье сперло,

И, поднося флакон к его глазам,

Упорно капал розовый бальзам.

Но это все лишь дело ухудшало,

И грудь несчастного едва дышала.

Сказал сосед: «Мы рядом с ним живем,

Давайте его брата позовем!»

А брат, что вскоре был на рынок позван,

В пути запасся шариком навозным:

Он был не только брат, но также друг,

И сразу братний разгадал недуг.

Когда болезни ведома причина,

То действенна бывает медицина.

И брату брат рыдающий поднес

Навоз, с собой прихваченный, под нос:

Кто к смраду приучил свое дыханье,

Тому смертельный яд – благоуханье!

И брат постиг, что брата с ног свалила

Благоуханий непривычных сила.

Он, жизни дорогого брата ради,

От яда подобрал противоядье,

И брату стал навоз втирать в виски: