Дорога на Вэлвилл - [171]
Вместо того чтобы удрать, пользуясь тем, что стена огня закрыла его от приемного отца, Джордж повернулся, дабы полюбоваться взрывом, и доктор, преследовавший его по пятам, ударил Джорджа по бедрам, словно футболист, налетевший на противника. Оба упали, их окутали миазмы телесных выделений, жира и грязи, вони нестиранного белья и пораженных грибком ног. Они были сцеплены воедино, доктор крепко держал сына – несмотря на свой возраст, он превосходил силой этого урода, эту мартышку, мешок с дерьмом. Джордж отбивался кулаками, дрыгал ногами, не доставая до полу, словно плыл по воздуху, но отец побеждал его; он яростно нападал одновременно со всех сторон, бросался на приемного сына, точно бойцовый пес, рвал на нем одежду и на каждый удар отвечал несколькими. Вот теперь, думал доктор, вот теперь мы убедимся в преимуществах физиологической жизни. Кто устанет первым – мужчина пятидесяти шести лет или двадцатилетний юнец…
Но тут канистра взорвалась, воздушная волна пронеслась по холлу, и доктор ослабил хватку. Он крепко держал парня, он готов был разорвать его на части – сейчас он был не врачом, не целителем, не воплощением милосердия, а диким животным в джунглях, сражающимся с другим животным – однако Джордж, скользкий от жира и грязи, точно поросенок, которого ловят в ярмарочный день, сумел вывернуться. Вскочил на ноги, продолжая отбиваться, он уже не смеялся, лицо побелело под маской грязи. Доктор тоже вскочил – легко, как акробат, – и они продолжили свою отчаянную гонку.
Джордж улепетывал со всех ног, доктор мчался следом, ритмично вскидывая короткие ножки, мысленно повторяя роковые слова: «Снова! Я сожгу его снова!»
– Джордж! – яростно заорал он. – Джордж! – и это было не восклицание и даже не проклятие, это был боевой клич, дикий, ужасный, первобытный. В конце коридора Джордж повернул влево, на лестницу, вместо того, чтобы выскочить наружу. Сердце доктора радостно екнуло – теперь он знал, что загонит Джорджа, отрезав ему путь к отступлению. Джордж молнией пролетел по ступенькам, его торопливые шаги отдавались в тесном пространстве лестницы. Он нырнул в подвал. Доктор последовал за ним, оттолкнувшись от перил и пружиня натренированными ездой на велосипеде коленями, словно рессорами.
Они бежали по длинному коридору нижнего этажа (по обе стороны располагались двери в лаборатории). Здесь, на открытом пространстве, доктор уже настигал Джорджа, уже готов был его схватить, но Джордж внезапно упал и прокатился по мраморным плиткам, как бейсболист, уворачивающийся от кэтчера. Таким образом он выиграл секунду – доктор, увлеченный погоней, проскочил мимо него. Джордж уже был на ногах – развернувшись в другую сторону, он теперь бежал обратно по коридору.
– Сдавайся, Джордж! – крикнул доктор, налетев на стену, повернувшись и возобновив погоню. – У тебя нет ни единого шанса! – ревел он, охваченный безотчетной радостью, уже видя прямо перед собой узкие плечи и затылок этой плоской, грязной, омерзительной головы. Он даже не запыхался.
Но тут Джордж его удивил. Вместо того чтобы взлететь вверх по лестнице, по которой они только что промчались, и выбирать путь – в пламя или на улицу, – мальчишка ринулся в первую лабораторию справа по коридору. «Анализ кала» – прочел доктор, вбегая вслед за ним. И тут он сообразил и остановился прямо на пороге затемненного помещения. Джордж, кажется, еще не понял, что сам загнал себя в ловушку. Лаборатория длинная и узкая, ее перегораживает множество полок с анализами, но выход здесь только один – и его преграждает беглецу сам Джон Харви Келлог. Он не промолвил ни слова. Прислушался и включил свет.
Пусто. Если Джордж собирается поиграть в прятки, значит, он и впрямь сошел с ума. Все, что требовалось, – это стоять здесь, у двери, пока не подоспеет подмога. Наверное, огонь уже заметили – кто-нибудь из немногочисленных дежурных или зеваки на лужайке. Они потушат огонь – они уже его гасят – и пройдут по коридорам, по всем этажам. Доктор сложил руки на груди и приготовился ждать. Он уже совсем удобно расположился, как вдруг внезапно в лаборатории раздался грохот, громкий, как выстрел, и над его головой в стену ударила банка. Запах! Резкий, неистребимый запах фекалий! Он не сразу понял, что происходит, а тем временем в стену ударила вторая банка, третья. Джордж уничтожал анализы! Разорял архив Санатория! Подрывал самые основы системы. Очередная банка угодила доктору в грудь, соскользнула на пол, со слабым, чуть ли не застенчивым хрустом извергнув свое содержимое. Джордж бросал в него дерьмом!
Все! Конец! Доктор лишился способности рассуждать и с воплем ворвался в комнату. Напрасно – Джордж показался в отдалении, от доктора его отделяло три ряда полок, и, кинувшись вслед, доктор вдруг увидел, как целый стеллаж пришел в движение. На него обрушилась стена упакованных в банки фекалий, и он оказался погребен под ними.
– Доктор Анус! – издевательски выкликал Джордж. – Доктор Дерьмо собственной персоной! – Пронзительный подлый смех бился о стены, вырывался в коридор.
Белый пиджак доктора был весь заляпан, анализы уничтожены, лаборатория разорена, один из этажей его Санатория полыхал в огне, но Келлог не сдавался. Нет, он никогда не сдавался. Он полежал лишь мгновение, осознавая ситуацию, окруженный мощными удушливыми испарениями, жалкими испражнениями пораженных автоинтоксикациеи кишечников – они валялись повсюду вокруг него, всех мыслимых оттенков. Одним движением доктор легко отбросил придавивший его стеллаж, словно тот был сделан из картона. Вскочил на ноги и бросился к двери, но там уже никого не было. Он постоял в коридоре, вытирая очки грязным рукавом загубленного пиджака. Его руки почернели от грязи, но все чувства были напряжены. Ранка над глазом кровоточила, плечо он, по-видимому, вывихнул, но ничто не могло остановить доктора. У него была лишь одна цель. Джордж где-то поблизости. Доктор всматривался. Прислушивался. Мог ли он удрать наверх? Нет, на это у беглеца не хватило бы времени, к тому же сверху уже доносились крики, шаги. Там уже началось какое-то движение, поднялся переполох. Мальчишка здесь, черт бы его побрал, он где-то здесь.
«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…
«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…
«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…
Т. Корагессана Бойла сделали по-настоящему знаменитым лучшие американские журналы: уже двадцать лет «The New Yorker», «Harper's Basaar», «Esquire», «Playboy», «GQ» буквально сражаются за право опубликовать его рассказы. За свою авторскую карьеру Бойл собрал пять престижнейших премий имени О. Генри, три премии американского Пен-центра, трижды получал приз «Выбор американских редакторов» и дважды — титул автора «Лучшего американского рассказа». Сейчас на его счету полтора десятка книг, переведенных на семнадцать языков, и звание лауреата французской Премии Медичи, одной из самых почетных в Европе.
«После чумы».Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла.Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера, способного сделать оригинальным самый распространенный сюжет и увидеть под неожиданным углом самую обыденную ситуацию».Шестнадцать остроумных, парадоксальных зарисовок, балансирующих на грани между сарказмом и истинным трагизмом, черным юмором, едкой сатирой – и, порою, неожиданной романтикой…
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.