Дорога на Вэлвилл - [165]

Вдали звенел пожарный колокол. Еще несколько минут – и Фаррингтон вместе с помощниками выберется из-под обломков. Они отряхнут одежду, проверят, на месте ли у них зубы, пальцы, руки, ноги, уши – и обнаружат, что кое-чего все же не хватает. Поставят повозку на колеса и убедятся, что под ней Чарли тоже нет. И тогда все бесы вырвутся из ада: полицейские будут стучать в каждую дверь, они мобилизуют всю эту деревенщину, вольных стрелков, они вызовут на подмогу собак. У Чарли остается в запасе час, а то и меньше. Ему нужны деньги, одежда, укрытие. Вернуться в свое жилье он не может – миссис Хукстраттен наверняка выдаст его полиции, – нельзя приближаться и к вокзалу. Умнее всего – а он поклялся, что отныне не будет делать промахов, – было бы залечь на дно где-нибудь в городе, найти себе подвал, хлев, сарай, где стоит повозка. Надо еще как-то ухитриться снять наручники. Именно они сразу же выдают в нем преступника, из-за них отворачивались от него фермеры и фермерские жены. Если ему не удастся избавиться от наручников, можно с тем же успехом сдаться прямо сейчас.

Пожарный колокол звенел все ближе, пронзительный, настойчивый. Чарли слышал крики людей, спешащих к месту катастрофы. Пора уходить. Они начнут поиски с ближайших окрестностей, то есть с этого пустыря. Чарли поднялся на ноги, торопливо пересек пустырь и свернул в соседнюю улочку, стараясь не припустить рысцой. Какие-то фигуры выскочили ему навстречу, и Чарли застыл – но это были всего лишь мальчишки, мчавшиеся на призыв пожарного колокола. Ужасное мгновение; ему пришлось постоять, согнувшись, перемогая охватившую его панику. Когда ноги вновь стали повиноваться ему, беглец решился быстро пересечь широкую, усаженную деревьями улицу. Он встретился глазами со старухой, стоявшей напротив него возле лавочки. Старуха опиралась на метлу, высоко заколотые волосы напоминали шлем. Она пристально оглядела Чарли, будто рентгеном просветила. Чарли продолжал свой путь размеренным шагом, засунув кулаки под мышки, чтобы скрыть наручники, но и спиной он ощущал ее взгляд, провожавший его до конца квартала.

Ничего не выйдет. Чарли ощущал накатывающееся безумие – бежать, бежать, не слушать никаких резонов, бежать, быстро перебирая ногами, промчаться стрелой, ускользнуть, достичь свободы, укрыться в безопасности. Он ведь не может разгуливать по улицам города, будто человек-невидимка, – его схватят через десять минут. О чем он только думает? Скорее всего, эта престарелая дама уже кинулась к телефону. Он выглядит подозрительно – он сам это понимал: по лицу струится пот, к костюму прилипли ошметки травы и грязи, рукава пиджака болтаются, шляпа пропала – это самая верная улика, самая верная. Кто, кроме беглого арестанта, станет разгуливать по улице без шляпы? Чарли уже перешел на рысь, вертя головой направо и налево, пытаясь оглянуться через плечо, словно телка посреди бегущего стада. Он обречен.

И тут, на грани безумия, Чарли увидел впереди призрак спасения. Он уже терял власть над собой, еще минута – и он бы с воплями помчался куда глаза глядят. И тут он заметил нечто знакомое. Высокое, большое строение в пленке солнечного света, уходящая вверх лестница – на фоне неба она казалась профилем пирамиды. Что же это такое? Это место известно ему! Спеша, спотыкаясь, оглядываясь – нет ли кого поблизости, – Чарли добрался до угла. Перед ним высились развалины фабрики «Мальта-Вита».

Кирпичная громада, стены без крыши, накренившиеся балки, трехэтажные покрытые ржавчиной останки печей, трубы, торчащие за стволами деревьев, – ничего не изменилось с того горестного дня в ноябре, когда он стоял здесь, когда был вбит первый гвоздь в гроб, где покоятся теперь его надежды. Нет, кое-что все-таки изменилось. Перейдя опустевшую улицу, успокаивая колотящееся сердце, сдерживая шаги, стараясь ничем не выделяться – достойный горожанин на воскресной прогулке, – Чарли присмотрелся и понял, что развалины выглядят иначе, можно даже сказать – приятнее. И тут его осенило: весна. Обожженные огнем стены вызывали отвращение и страх, когда торчали из обнаженной почвы, свидетельствуя о тщете земных упований – теперь же их укрыли листья и почки, травы и плющ. Россыпь дикорастущих цветов украсила распахнутые двери, тонкие деревца проросли сквозь щели в полу помещения, служившего прежде для упаковки хлопьев. Шесть месяцев назад это место нагоняло тоску и до глубины души потрясло Чарли – теперь оно могло послужить ему убежищем. Философствовать было некогда – он скрылся за этими стенами и почувствовал себя в безопасности.

Он долго лежал на спине в объятиях сумрака, глядя, как ласточки влетают в гнезда, свитые в печах, и вылетают вновь. Сердцебиение пришло в норму, дневные тени сменялись вечерними. Здесь они не станут искать. Они будут искать на дорогах и в канавах, они окружат вокзал и депо, они будут рыться в мусорных кучах позади «Красной луковицы» и выставят пост возле ветхого домишки, где он жил в последнее время. А кто обратит внимание на эти руины? Кто вспомнит об их существовании? Самый Большой Маленький Город Америки предпочитает не замечать это бельмо на своем глазу, этот памятник поражения.