Дорога длиною в жизнь. Книга 1 - [56]

Прежде чем поехать в Ленинград для сдачи экзаменов, надо было пройти медицинскую и мандатную комиссии в Луцком облвоенкомате. Медицинскую комиссию я прошёл легко. На мандатную комиссию шёл с полной уверенностью. Сын боевого офицера, круглый отличник, политически грамотный и общественно активный.

Большущая комната. Длинный стол. За ним в центре сидит военком, по обе стороны от него члены комиссии. Перед военкомом папка с моим личным делом. Незаметно заглянул в открытую папку. Одно короткое слово подчёркнуто красным карандашом. Чётко не вижу, но догадываюсь, что это слово «еврей».

Обращаясь ко мне, военком говорит, что он не может послать меня в Ленинградскую академию, и предлагает Высшее техническое училище бронетехники. Причиной он называет то, что я ещё очень молод, а в академию требуются студенты, уже имеющие опыт работы или службы в армии.

В полной растерянности заявляюсь домой. Родители тоже расстроены, но ни слова про антисемитизм. Они отправляют меня в Одессу. Там мамина сестра — есть кому принять, и полно ВУЗов — есть где учиться.

Я подал документы в Технологический институт пищевой промышленности. Первые три экзамена — математика письменно и устно и физика — на отлично. За сочинение на русском получил четыре. Последний экзамен немецкий язык. «Немка» в школе всегда хвалила. Я не был свободен в языке, но школьную программу освоил на отлично. Понял всё, что меня спрашивали по-немецки. Ответил на все вопросы. Перевёл и написал какие-то предложения. Мне не сделали ни одного замечания, не указали ни на одну ошибку и поставили тройку. Это означало, что я не набрал проходного балла.

Сегодня я понимаю, что была задача не пропустить меня по конкурсу, но тогда я всё ещё не допускал мысли об антисемитизме по отношению ко мне. Верите — нет, но решил, что лучше надо готовиться. Сейчас трудно в это поверить, но так оно было.

Следующая попытка возможна только через год, но если и она будет неудачной, тогда заберут на три года в армию. А пока надо устраиваться на работу.

Дядя, муж маминой сестры, устроил меня слесарем на завод «Металлист». Работа не была мне в тягость. Когда я ехал в трамвае домой, мне казалось, что люди с уважением смотрят на мою замасленную одежду и ладони с застрявшими кусочками стружки. А как же иначе — едет рабочий человек!

Одновременно я поступил на подготовительные курсы Одесского гидрометеорологического института. Это не было случайным выбором. Атмосфера, моря и океаны, погода и климат — всё это уже начинало овладевать моими мыслями, увлекало возможностями новых достижений в овладении природой.

Через год снова сдаю вступительные экзамены. Переживаю не только я, но близкие и дальние родственники. У меня уже повестка явиться в военкомат. Но… все экзамены на пятёрки, и я зачислен на первый курс. В институте есть военная кафедра, поэтому я освобождён от призыва в армию.

Первая сессия сдана на отлично. Я получил повышенную стипендию и место в общежитии. Не остались незамеченными и мои организаторские способности. Вскоре я стал заместителем председателя Объединённого комитета профсоюзов, а ещё через год — председателем Студенческого научного общества Института.

Тут хочу рассказать о том, что мне больно вспоминать, но никак забыть не могу. Мой младший брат после окончания школы решил поступать в тот же институт, где учился я. Все экзамены на пять, а за сочинение по русскому языку и литературе тройка. Ситуация повторяется с очевидной закономерностью. Мы идём, подавленные результатом, а навстречу моя преподавательница, куратор нашей группы, очень хорошо ко мне относившаяся: «Что, ребята, голову повесили?» Рассказываю что случилось. «Надо проверить. Не исключено, что можно помочь».

Но попытка таким путём исправить оценку казалась мне бесчестной. И брат молча стоял рядом, был того же поля ягода, что и я. Почему мне в голову, вроде совсем неглупую, не приходило, что тройка брату, как ранее мне, была бесчестной и несправедливой, что исправить её было бы как раз справедливым и правильным. Но комсомолец Леонид Диневич, — с горькой усмешкой сказал он о себе в третьем лице, — ответил:» Спасибо, не надо. Пусть лучше готовится к экзаменам». Можно ссылаться на время, на воспитание из нас «павликов морозовых», на наше полное незнание реальной жизни, всё так. Но помните, у Твардовского: «…и всё же, всё же, всё же».

Про институтские годы рассказывать особенно нечего. Круглый отличник, круглее не бывает. Про общественную работу уже говорил. Кроме этого, научная работа на кафедре. Даже по просьбе профессора несколько лекций прочитал по теоретической механике. Всё шло к тому, что после окончания меня оставят на работе в Институте.

Так бы оно и было, но… Жизнь распорядилась по другому. Это случилось в колхозе, куда нас, студентов, отправляли на помощь в уборке урожая. Я, как ответственный за работу студентов, собираю вечером народ, чтобы обсудить итоги дня. И вот девочки жалуются, что две подруги делают существенно меньше остальных, и это снижает общий показатель.

Не буду вдаваться в подробности, но одну из них звали Соня. И вот я, студент третьего курса, почти каждый вечер хожу полчаса пешком к ней в гости. Соня жила вместе с подругой Анютой. Анюту я не мог не упомянуть, поскольку Анина мама была акушеркой и принимала роды у Сониной мамы в Винницком гетто. Так и дружили с той поры и мамы и дочки.