Дорога длиною в жизнь. Книга 1 - [54]
Генерал-лейтенант Леонид Диневич
Мы сидим в уютном кафе на короткой и очень красивой улице Мамила, ведущей к Яффским воротам. Это наша первая личная встреча. До этого была переписка, из которой я узнавал о его насыщенной событиями жизни. Мне уже было известно, что он занимал в Союзе высокий пост, имел звание генерал-лейтенанта. В Израиле он тоже нашёл приложение своим знаниям и способностям, но это была не та высота, к которой он привык. Умом всё понимал, но душа никак не могла успокоиться. Приходилось просить, а он привык приказывать.
Но это всё в дальнейшем, а пока вся семья — папа, мама и трое детей мал мала меньше — поселились на краю света, на острове Кунашир.
Первое, что вспоминается — море. В полукилометре от берега, а во время прилива всего метрах в пятидесяти — ряд одноэтажных деревянных домиков для семей офицеров, точно таких же, как в Сибири на станции Зима. Возле каждого домика сарайчик и небольшой двор. За домиками сопка. К её вершине ведёт длинная деревянная лестница. На сопке солдатские казармы, а вокруг густой лес. Вповалку лежат отжившие свой век деревья, покрытые мхом, а рядом уже пробиваются маленькие деревца. Одно уходит, другое является ему на смену.
Чуть подальше японская деревушка с ещё живущими в ней японцами. Там была небольшая деревянная пагода с изогнутой крышей, куда они ходили молиться. Внутри пагода была украшена разноцветными фонариками и гирляндами из бумаги и картона. Мы бегали в эту пагоду, брали фонарики для своих детских игр, и никто нам не препятствовал. Для японцев мы были победителями, а они для нас — побеждёнными врагами.
— Что ещё запомнилось, — Леонид отхлебнул кофе. — Не устали слушать?
— Разве мы не для этого встретились? — отвечаю вопросом на вопрос, и Леонид продолжает.
— После отлива на берегу часто оставалось много рыбы, в основном, горбуши. Может, вам более знакомо другое название этой рыбы — лосось. Недалеко от дома папа вырыл яму и поставил сверху железную бочку без дна. В яме разжигали костёр, а в бочке подвешивали рыбу для копчения. Участие в копчении рыбы принимала вся семья. Даже едва начавшая ходить сестрёнка подбрасывала щепочки в костёр и в восторге пищала, когда они вспыхивали. Из рыбы доставали красную икру и солили в специальных деревянных бочонках. За нашим домом был небольшой участок, на котором мы сажали картошку, а в сараюшке мама выращивала поросёнка.
Леонид немного помолчал. Взгляд его казался устремлённым внутрь. Что ещё сохранила детская память?
— Землетрясения чуть ли не каждый день. Они были настолько привычными, что на них никто не обращал внимания. Мебель была соответствующая: массивный стол, шкаф, прикрученный к стене, и тяжёлые табуретки, в центре которых было отверстие под ладонь, чтобы их было легко перемещать. Под потолком на шнуре висела лампочка без абажура. Табуретки под нами качались, но рядом были спокойные мама и папа, и нам было совсем не страшно.
Надо упомянуть ещё про печку, которая выдержала все землетрясения. Её топили дровами. На ней мама готовила обеды и грела воду для стирки. Но главное, от неё исходило такое тепло, которое ни с каким другим сравнить нельзя. Каким наслаждением было, придя с мороза, расположиться у печки! Похожее ощущение возникало потом только возле костра. Есть что-то завораживающее в горящих дровах. То ли это детская впечатлительность, то ли отзвук пещерных предков, кто знает.
А зима была долгой, с ветрами и снежными бурями. В иные дни ходить можно было только держась за верёвки, натянутые между домами. Дома засыпало снегом по самую крышу, и вход в дом раскапывали солдаты.
На острове были дети только из семей офицеров, причём, все они дошкольного возраста. Школы не было, и старшие дети отправлялись учиться к бабушкам и дедушкам на материк. Поэтому в свои шесть с небольшим лет я был самым старшим и в авторитете, как нынче принято говорить.
Свобода наших перемещений была очень ограничена. Это были или набеги на соседнюю японскую пагоду, о чём я уже говорил, или игры на берегу во всё, что мы только могли придумать. Родители изредка поглядывали за нами издалека, не особенно волнуясь.
Хорошо помню один момент, который мог закончиться трагически. На берегу стояла небольшая просмоленная японская лодка, больше похожая на ящик. Мы решили все залезть в эту лодку. Пусть она будет большим военным кораблём. Мы это мой брат, соседские друзья и даже моя маленькая сестрёнка, которая сама залезть не смогла, и её пришлось затащить. Капитаном был я, и мы плыли воевать с фашистами. Мы настолько увлеклись игрой, что не заметили, как прилив поднял нашу лодку и потянул в море. Никто не испугался. Ведь мы плыли на войну и трусами быть не могли. Родители заметили наш морской поход, когда мы уже были далеко от берега. Им пришлось вызывать пограничный катер, который вернул героев домой.
После нескольких лет службы на Курилах отца отправили в подмосковный Солнечногорск на курсы высшего командного состава «Выстрел». После окончания курсов его не вернули на Курилы, а направили для продолжения службы в Волынскую область западной Украины для борьбы с ещё действующими бандеровскими бандами. Это означало, что с Кунашира до Солнечногорска нам добираться самим.
