Дорога длиною в жизнь. Книга 1 - [55]

Шрифт
Интервал

Наша дорога в Солнечногорск — это отдельная повесть. Дело к зиме. С пирса уходит последний в навигации грузовой пароход. Если на нём не уплыть, придётся ждать до весны. А меня надо отдавать в школу. Мать мечется, не зная, за что хвататься. Спасибо папиному ординарцу, который помог собрать вещи и подвёз к пирсу.

Холодно, и сильный ветер. Из-за шторма пароход к пирсу причалить не может и стоит на рейде. Всех к пароходу доставляет специальный катер. Катер и пароход сильно качаются на волнах. Всех пассажиров и вещи приходится поднимать с катера на верёвке. Нас по очереди обвязывают верёвкой и поднимают на палубу.

Пассажиров не так много. Всех разместили в трюме. Пароход-то грузовой. Запомнилась в середине трюма гора соли. Наконец, отплыли. Качка такая сильная, что все лежат пластом и не могут подняться. А меня почему-то не укачивало, и я помогал всем, кто просил что-то принести или унести. Это продолжалось больше двух суток до прибытия во Владивосток.

Нас высадили на привокзальный берег, прямо на грунт. Встречать нас некому, дальше сами, как хотите. Маме нужно пойти на вокзал и по воинскому билету получить места на поезд Владивосток — Москва. Она оставляет нас на берегу. Мне 7 лет, на мне ответственность за брата и сестру, пока нет мамы. Мне нравится чувствовать себя взрослым.

Мама возвращается. Всё в порядке, но поезд почти через двое суток. Что делать? Уже поздний вечер. В комнате матери и ребёнка отказано — нет мест. Куда деваться с детьми?

Выручил молодой моряк. Увидев нашу беду, он предложил переночевать в деревянном строении, которое было когда-то общественным туалетом. Из толстых матов была сооружена стенка, отделяющая туалетные дыры от небольшого входного пространства. На полу лежали те же маты, на которых мы и переночевали. Наутро тот же моряк получил для нас место в комнате матери и ребёнка, а потом помог нам сесть на поезд.

В общем плацкартном вагоне мы ехали до Москвы семь суток. В Москве нас встретил папа с подарками каждому. Мама светилась от счастья, и мы все поехали в Солнечногорск.

Солнечногорск мне не запомнился. Это было очень короткое пребывание, и мы поехали по новому назначению в Западный военный округ, в небольшой городок Любомль, Волынской области, в 17 км от польской границы. 1949 год. В лесах и на хуторах ещё полно бандеровцев и прочих бандитов, которые вешали и убивали коммунистов, сжигали колхозную собственность. Ликвидацией этих бандитов и должен был заниматься отец. А для меня начиналась моя школьная жизнь. Я начал учится в русской школе в Любомле, а заканчивал школу в соседнем городке во Владимире Волынском, куда мы переехали вслед за отцом.

Что сказать об этом времени? Оно было беззаботным и счастливым. В окрестном лесу росли ягоды и грибы. В палисадниках зрели яблоки и груши. Огороды краснели помидорами и зеленели огурцами. По сравнению с Кунаширом это был райский сад.

Учился я легко, получал по всем предметам только пятёрки. Исключением был украинский язык, считавшийся вторым после русского. Говорил я неплохо, но писал с ошибками. Из-за отметки по украинскому мне не дали медаль после окончания школы. Это при том, что в десятом классе на областной школьной олимпиаде я получил первые места по математике, физике и химии. Мне и в голову не могло прийти, что это могло быть связано с моим еврейством. Никакой обиды, надо было лучше учить украинский, думал я, и родители даже не пытались мне объяснить, что могут быть иные причины.

Памятными в школьные годы были дни, когда отец брал нас с собой на полевые учения. Мы жили в палатках, ели солдатскую кашу, стреляли из всех видов оружия. Немаловажный факт в воспитании настоящих мужчин.

Мне нравилось быть авторитетом среди учеников и чувствовать уважение учителей. Мне поручали возглавлять ученические отряды в походах по окрестным местам, и всегда был полный порядок, никаких эксцессов. Надо ли говорить, что я был искренне преданным пионером и комсомольцем.

В семье мы никогда не слышали никакой критики советской власти. Она всегда была права. Помню венгерские события. Со всех сторон осуждение попытки фашистского переворота. Отцовский полк в полной боевой готовности выведен на польскую границу. Фашизм не пройдёт!

Другое событие — Дело врачей. Врачи убийцы. Еврейский заговор. Вокруг нас немало евреев, и среди родительских друзей, и среди учеников в школе. Взрослые перешёптываются о возможных проблемах для евреев. Мне, ученику четвёртого класса, завуч школы задаёт вопрос, что я сделал бы с врачами-отравителями. Я по-пионерски уверенно ответил, что их всех надо расстрелять. Много позже я понял, насколько подло было задать этот вопрос именно мне. А тогда не сомневался в справедливости обвинений, в преступном заговоре, но я-то лично при чём. Меня может ждать только светлое будущее.

Ближайшее светлое будущее должно наступить, кто бы сомневался, после окончания школы. Меня поздравил с победой на олимпиаде школьников морской офицер в красивом мундире и предложил поступать в Ленинградскую военно-морскую медицинскую академию. Это было больше, чем мечта. Это звучало, как песня. Я обрадовал родителей и дал согласие.


Еще от автора Леонид Абрамович Диневич
Дорога длиною в жизнь. Книга 2

Вторая книга воспоминаний и размышлений Леонида Диневича, доктора физико-математических наук, профессора, генерал-лейтенанта гидрометеорологической службы, многолетнего руководителя крупнейшей Военизированной службы активного воздействия на погоду в СССР.Книга охватывает период с 1965 года по настоящее время, содержит много интересной информации о физике атмосферы, технологиях активного воздействия на погодные явления, картины жизни в СССР и в Израиле. упоминает многих коллег Л. А. Диневича.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.