Дорога через Сокольники - [9]
В л а с о в. Анна Матвеевна, помогите нам! Надо срочно включить его в реальные отношения, как-то прописать в нашей действительности!
А н н а М а т в е е в н а. Пожалуйста!
В л а с о в. Узнайте, чего он хочет?
А н н а М а т в е е в н а. Сейчас я допью чай и вернусь. Он будет иметь дело со мной! (Уходит.)
Н и к а д и м о в (восхищенно). Вот это женщина! Бровью не повела.
К о н я г и н а. Вам виднее, товарищи. Но помяните мое слово: со всей этой нейтрализацией мы залезем в такое болото идеализма, из которого нас не вытащит вся академия философских наук!
Быстро входит Щ е г л о в, он радостно взволнован. Обводит всех внимательным взглядом.
Щ е г л о в (тихо). Друзья мои!.. Друзья мои, я окончательно сражен! Я только что узнал, что люди осваивают космос! Неужели сбылось? А я лично знал Циолковского. Счастливец! Ему повезло на учеников. Теперь ваша очередь меня удивить. Где ваш «космос»? И не отпирайтесь. Вы слишком скромны. Я знаю, меня ждет сюрприз. Я уже предвкушаю!..
В л а с о в. Чем вы занимались последние сорок минут?
Щ е г л о в. Ругался с неким товарищем по фамилии Вишняков. Кажется, даже порвал ему воротничок. В заключение мы договорились работать вместе. Я иду к нему в ассистенты!
К о н я г и н а (с иронией). Очень интересно!
Щ е г л о в. Я отстал. На большее не имею права.
В л а с о в. Он сумел убедить вас в своей правоте?
Щ е г л о в. В жизни я не выслушивал столько вздора сразу! Но есть чутье и есть размах. (Смеется, вспоминая подробности своего разговора с Вишняковым.) У него, видите ли, есть идея, опровергающая все наши выводы. Конечно, идеи мало. Нужны факты. А новые факты — новые методы. Надо помочь ему.
К о н я г и н а. Помочь в чем? Похоронить дело вашей жизни?.. Пожалуйста!
Щ е г л о в. Ну, зачем так торжественно, Вероника Трофимовна? Если моя теория годится для того, чтобы быть опровергнутой, — тем лучше! Мы все стоим на плечах опровергнутых гипотез.
В л а с о в (мягко, но решительно). Очень остроумно! И все-таки я отказываюсь говорить всерьез об этом мальчике и его идеях.
Щ е г л о в. Через два года этот мальчик будет главой новой школы!
В л а с о в. Вот через два года пускай и приходит!
Щ е г л о в. Но мы договорились…
В л а с о в. Нет, нет! У нас так не делается. Вы отстали, Константин Иванович! Я не имею права. Мне просто не позволят!.. И без того все слишком невероятно. Академик в роли ассистента — это еще более фантастично, чем ваше появление здесь. Мы пытаемся упростить положение. Не усложняйте же нашу задачу, прошу вас!
Щ е г л о в (весело). Я вижу, вы оправились от смущения. В глазах — мысль и решимость. Это мне нравится. Игра, кажется, переходит на новый этап и сулит немало любопытного. Надеюсь, вы не собираетесь больше прятать меня под замок?
В л а с о в. Вы совершенно свободны!
Щ е г л о в. Тогда, может быть, проследуем наконец в институт? Воображаю, что творится в лабораториях. Сознавайтесь: будет чем полюбоваться?
Н и к а д и м о в (скромно). Константин Иванович, вы ахнете.
Щ е г л о в (возбужден). Ну да?.. Ах, черт! (Потирает руки.) Нечто головокружительное, а?.. Биотоки?
Н и к а д и м о в. Не совсем.
Щ е г л о в. Живая клетка?
Н и к а д и м о в. Почти.
Щ е г л о в (нетерпеливо). Чего же мы ждем?
Н и к а д и м о в. С вами просит свидания одна женщина, которую вы хорошо знали.
Щ е г л о в. Извольте!
Н и к а д и м о в (шепотом, Власову). Сейчас я заставлю его расписаться в ведомости. Вот увидите, все войдет в норму!
Власов и Конягина, переглянувшись, выходят, оставляют Никадимова и Щеглова наедине.
Щ е г л о в. А вы стали солидным, Никадим Никадимович. В годы моей юности секретом такой осанки владели только уездные короли Лиры без ангажемента.
Н и к а д и м о в. Ах, что вы! Я все тот же чудак не от мира сего. После академика Павлова — я объект наибольшего количества «профессорских» анекдотов.
Щ е г л о в. Хоть в чем-нибудь сравняться с Павловым.
Н и к а д и м о в. Больше всего я стремился походить на вас, Константин Иванович!
Щ е г л о в. Для науки, пожалуй, важнее то, чем мы разнимся друг от друга, нежели то, в чем мы схожи?
Н и к а д и м о в (смеется). У вас восхитительный юмор, Константин Иванович! Не все у нас понимают юмор… Я рад, что вы больше не настаиваете на ирреальности вашего появления здесь..
Щ е г л о в. Разве я на ней настаивал?
Н и к а д и м о в. Нет ничего непознаваемого. Достаточно привести на этот счет мнение Энгельса…
Щ е г л о в. Вы полагаете, достаточно? Боюсь, самому Энгельсу этого показалось бы мало.
Н и к а д и м о в. Уверяю вас, все можно обосновать!
Щ е г л о в. Попробуйте!
Н и к а д и м о в. Если позволите, одна формальность. (Достает из папки ведомость.) Вам придется погасить задолженность по профсоюзным взносам.
Щ е г л о в (заинтересован). Из какого же расчета?
Н и к а д и м о в. Будем считать, что все эти годы вы зарплаты не получали.
Щ е г л о в. Считайте.
Н и к а д и м о в. Взыщем с вас, как с безработного, по гривеннику в месяц. Итого: тридцать рублей!
Щ е г л о в. Великолепно! Трезвый взгляд. Это стоит тридцати рублей.
Н и к а д и м о в. Я могу вам одолжить.
Щ е г л о в. Спасибо! (Берег ведомость, вынимает из кармана вечное перо.)
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
Под ред. А. Луначарского, предислов. А. Луначарского, примечания И. С. Туркельтаубназвания глав: "П. Орленев", " Ю. М. Юрьев", "В. Э. Мейерхольд", "Два критика"," В. И. Качалов", "Н. Ф. Монахов", "Еврейский театр", "А. И. Южин", "Театр Чехова".
В книге описана форма импровизации, которая основана на историях об обычных и не совсем обычных событиях жизни, рассказанных во время перформанса снах, воспоминаниях, фантазиях, трагедиях, фарсах - мимолетных снимках жизни реальных людей. Эта книга написана для тех, кто участвует в работе Плейбек-театра, а также для тех, кто хотел бы больше узнать о нем, о его истории, методах и возможностях.
Анализ рабочих тетрадей И.М.Смоктуновского дал автору книги уникальный шанс заглянуть в творческую лабораторию артиста, увидеть никому не показываемую работу "разминки" драматургического текста, понять круг ассоциаций, внутренние ходы, задачи и цели в той или иной сцене, посмотреть, как рождаются находки, как шаг за шагом создаются образы — Мышкина и царя Федора, Иванова и Головлева.Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся проблемами творчества и наследием великого актера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.