Дорога через Сокольники - [23]

Шрифт
Интервал

Что касается Аллочки и Вали, то я прошу тебя сегодня же написать своему брату, что ему пора вернуться домой и самому заняться воспитанием своих дочерей. Мне некогда. (Выходит, тут же возвращается уже в плаще.) Где моя шляпа?


Анастасия Ивановна находит его смятую шляпу на полу.


(Снова мрачнеет.) Нет, это чересчур! Неужели так трудно найти наконец женщину, которая навела бы порядок в этой квартире?! (Уходит.)

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Я, кажется, надеру сейчас Аллочке уши. Она становится невыносимой. (Достает из кармана часы.) В семь тридцать занятия с Бобиком Лужицыным! Ничего не успеваешь сделать для семьи.


Анастасия Ивановна направляется к двери во внутренние комнаты. В это время звонок. Анастасия Ивановна открывает наружную дверь. Появляется  А л е ш к а — паренек лет 17-ти, в узких брючках. Шляпа, пальтишко «пингвин», усики. В руках чемодан.


А л е ш к а. Добрый вечер! Анастасия Ивановна, если не ошибаюсь?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Да, это я.

А л е ш к а. Я слышал, что вы ищете домашнюю работницу?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Ищем. А что?

А л е ш к а. Вам обязательно с рекомендациями?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. А вы могли бы кого-нибудь порекомендовать?

А л е ш к а. Мог бы. То есть, мне кажется, я мог бы сам… соответствовать.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Вы?..

А л е ш к а. Я понимаю, звучит дико, но ваша племянница Валентина Семеновна сказала, что я мог бы рискнуть…

А н а с т а с и я  И в а н о в н а (разглядывает его). Какой-то невероятный. На пингвина похож.

А л е ш к а. Это мода такая. Неудобно, но что поделаешь! Мы на периферии к московским модам очень восприимчивы. Побываешь проездом в столице, наглядишься, ну и перенимаешь на скорую руку.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Кто же вы такой?

А л е ш к а. По профессии?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Ну, для начала хотя бы по фамилии?

А л е ш к а. Ах, простите! (Представляется.) Вронский. Алексей.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а (пряча улыбку). Вронский? Какой Вронский? Граф из «Анны Карениной»?

А л е ш к а. Почему же граф? Просто Вронский.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. А профессия?

А л е ш к а. Видите ли, только вы не пугайтесь. В некотором роде, я «человек без определенных занятий».

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Где же вы познакомились с Валей?

А л е ш к а. С Валентиной Семеновной? Случайно в парке разговорились. Вы, говорит, типаж… Если, говорит, не найдете ничего лучшего, ступайте к тетке, и адресок дала. (Вынимает листок.) Сокольники, Шестой просек…

А н а с т а с и я  И в а н о в н а (разглядывает бумажку). Валин почерк… Уж эти мне актрисы!

А л е ш к а. Я сам некоторое время колебался. Однако голод не тетка!


Анастасия Ивановна достает из сумочки деньги, но Алешка от денег с достоинством отказывается.


Вы не так поняли. Я не побираюсь. Я только в силу некоторых серьезных обстоятельств…

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Понимаю, понимаю… Приехал в Москву поступать в институт. Провалился. Домой глаза показать совестно. Вот и застрял в чужом городе без гроша за душой. Так, что ли?

А л е ш к а. Как это вы сразу определили?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Психолог.

А л е ш к а. Серьезно?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Педагог.

А л е ш к а. Коллеги, стало быть? Я ведь тоже в Педагогический поступал, на исторический факультет. Вы, случайно, не историк?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Нет. В детском доме для детей с неправильным поведением. Производственной практикой руковожу. Каких только сорванцов мне не посылают! И беру.

А л е ш к а. Ну, а со мной как же? Берете?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а (насторожилась). Куда?

А л е ш к а. В домашние работницы.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Ну, ну, что за шутки?

А л е ш к а. Так ведь с институтом сорвалось. А домой я телеграфировал, что в Москве устроился. Все пути отрезаны. Спрашивается, как быть? Вернуться домой? У папы нервы, у тети Верки нервы. У меня, наконец, должно быть самолюбие?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Конечно.

А л е ш к а. Решил, перебьюсь. Начну самостоятельную жизнь.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Правильно.

А л е ш к а. И вот я здесь.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Это вы бросьте.

А л е ш к а. Почему?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Поищите себе дело почетнее, что ли…

А л е ш к а, Любое честное дело — почетно. Мне главное сейчас зацепиться где-нибудь.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Все-таки мужчина…

А л е ш к а. Ну и что? Бывают женщины капитаны, а мужчины — доярки. Равноправие так равноправие!

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Вы что ж, прямо с улицы?

А л е ш к а. С улицы. Четвертый день хожу, читаю объявления, кто куда требуется. Ничего такого не подворачивалось. То есть берут, но жилплощадью не обеспечивают. Домашней работницей в интеллигентный дом — единственный выход из положения.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Какая из вас прислуга, сами посудите?

А л е ш к а. А вы испытайте, вдруг подойду?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Нет!.. И довольно об этом.

А л е ш к а. Ну, пожалуйста. Я только попробую. Вы сами убедитесь… (Быстро снимает с себя пальтишко, шляпу и пиджак. Из своего чемоданчика извлекает пестрый платок.)


Рекомендуем почитать
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.


Анна Павлова

Книга В. М. Красовской посвящена великой русской танцовщице Анне Павловой. Эта книга — не биографический очерк, а своего рода эскизы к творческому портрету балерины, прославившей русское искусство во всем мире. Она написана как литературный сценарий, где средствами монтажа отдельных выразительных «кадров» воссоздается облик Павловой, ее внутренний мир, ее путь в искусстве, а также и та художественная среда, в которой формировалась индивидуальность танцовщицы.



Играем реальную жизнь в Плейбек-театре

В книге описана форма импровизации, которая основана на истори­ях об обычных и не совсем обычных событиях жизни, рассказанных во время перформанса снах, воспоминаниях, фантазиях, трагедиях, фарсах - мимолетных снимках жизни реальных людей. Эта книга написана для тех, кто участвует в работе Плейбек-театра, а также для тех, кто хотел бы больше узнать о нем, о его истории, методах и возможностях.


Актерские тетради Иннокентия Смоктуновского

Анализ рабочих тетрадей И.М.Смоктуновского дал автору книги уникальный шанс заглянуть в творческую лабораторию артиста, увидеть никому не показываемую работу "разминки" драматургического текста, понять круг ассоциаций, внутренние ходы, задачи и цели в той или иной сцене, посмотреть, как рождаются находки, как шаг за шагом создаются образы — Мышкина и царя Федора, Иванова и Головлева.Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся проблемами творчества и наследием великого актера.


Закулисная хроника. 1856-1894

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.