Дорога через Сокольники - [24]
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Вы что это?.. Погодите-ка!
Но Алешка, вооружившись тряпкой, уже принимается за уборку, вытряхнул пепельницу, разбросал бумажки.
Чудак какой-то, энтузиаст!
Обмахивая со стены пыль, Алешка подступил к головному убору из перьев.
А л е ш к а. Какая модная шляпка!
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Коллекция брата моего, профессора Сельцова. Географ, весь мир объездил. Сейчас тоже в экспедиции, в Сибири.
А л е ш к а (разочарован). Значит, вся эта Шехерезада из Сибири?
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Нет, зачем же? Он у нас главным образом «африканец». Африкой занимается. (Показывает.) Это перья от вождя мандинго. А тамбурин из Мозамбика. В виде Луны. Между прочим, у бушменов лесов Конго культ Луны.
А л е ш к а. Культ Луны? Удивительно! (Второпях обрушивает старинные деревянные часы.)
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Что вы наделали?!
А л е ш к а. Ничего, я сейчас… (Подносит часы к уху.) Они идут, даже не остановились.
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Идут?! Они уже пятнадцать лет не ходят! (Вырывает у него часы, слушает.) Да, пошли. Странно…
Часы хрипло пробили два раза.
Хватит! Сейчас же убирайтесь!
А л е ш к а. Кончу уборку и уйду.
Анастасия Ивановна теснит его к двери.
Надо же прибрать после себя.
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Ишь какой явился!
А л е ш к а. Я бы не рискнул. Но случай исключительный. Погибаю. Сторожа в парке говорят: примелькался. «Еще, говорят, новую моду взяли на скамейках ночевать».
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Зачем же вы на скамейках?
А л е ш к а. А где же? Осень. На траве холодно.
На шум входит А л л о ч к а. На ней уже форменное школьное платье, очки, книга в руках.
А л л о ч к а (строго). Тетя, что здесь происходит? (К Алешке.) А вы зачем здесь?
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Он хотел наглядно… Домашней работницей…
А л л о ч к а. К нам? Домашней работницей? (К тетке.) Это ваша затея?
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Это Валина затея.
А л л о ч к а. Она что, с ума сошла?..
А н а с т а с и я И в а н о в н а. А что тут необычайного? Бывают женщины — капитаны, а мужчины — доярки… Домработница действительно нужна, у нас не уживаются…
А л е ш к а. Ура! Тетя, вы не пожалеете.
А н а с т а с и я И в а н о в н а (Аллочке). Будет помогать по дому и заниматься. На будущий год в институт его пошлем.
А л л о ч к а. Тетя, вы его даже не знаете.
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Ну и что? Жуликами, что ли, меня удивишь? Перевидела на своем веку. Одним больше, одним меньше. А малому податься некуда. В парке ночует. (К нему.) Как зовут?
А л е ш к а. Алешкой.
А н а с т а с и я И в а н о в н а (Аллочке). Вот видишь, Алешкой зовут, фамилия Вронский. (Алешке.) Это племянница моя, Аллочка. Школьница. Познакомьтесь. (Аллочке.) Ты не смотри, что он такой пестрый. Он, если приглядеться, даже симпатичный.
Аллочка сердито фыркнула, вышла из комнаты, Анастасия Ивановна смущена.
Не одобряет. Каверзный народ девчонки, никогда их не разберешь. Их тут две у меня — Аллочка и Валя. Племянницы. Прозвали меня Анастезией Ивановной. Вы уж, голубчик, как-нибудь потрафьте им, а?
А л е ш к а. Подумать только, впервые переступаю порог дома и сразу нарываюсь на такую симпатичную, интеллигентную тетю. Разве у нас дадут погибнуть человеку?!
А н а с т а с и я И в а н о в н а. С вашим братом, мужичком, я всегда договорюсь. (Протягивает портсигар.) Курите?
А л е ш к а. Нет.
А н а с т а с и я И в а н о в н а (лукаво подмигнула). Я сразу вижу психологию человека. Комнату прибрал, можно сказать, с риском для жизни. И вообще не лишен очарования.
А л е ш к а. Могу, главное, могу! (Открывает чемоданчик, прячет туда платок.)
Анастасия Ивановна заглядывает ему через плечо. Заметила в чемодане маленькую гармошку.
А н а с т а с и я И в а н о в н а. А это что у вас?
А л е ш к а. Инструмент. Концертино. Тетя Верка подарила в детстве. (Извлекает гармошку, поет и аккомпанирует себе.)
А н а с т а с и я И в а н о в н а (удивлена). Это что?
А л е ш к а (кротко). Романс. Я и стихи сочиняю.
А н а с т а с и я И в а н о в н а (некоторое время смотрит на него в изумлении). Нет, все-таки вы совершенно невероятный тип. Какая-то смесь детского сада, усиков и джаза.
А л е ш к а. Я такой. Это бывает.
А н а с т а с и я И в а н о в н а. Да откуда такие берутся-то? Кто ваши родители?
А л е ш к а. Тетя Верка — отличная женщина. Это моя мачеха. Отец — путеец. Поезда, вокзалы, расстояния. Пока он строил железные дороги, мы исколесили всю страну. Теперь он чиновник в Управлении ремонта путей сообщения. Больно за человека. Транзиты целой страны он променял на дачку под Курском и уверяет еще, что сделал это ради меня. Переезды, видите ли, плохо влияли на мое здоровье и мою успеваемость.
Звонок в дверь. Через минуту входит А л л о ч к а.
А л л о ч к а. Тетя, к вам Бобик Лужицын пришел.
А н а с т а с и я И в а н о в н а (Алешке). Это соседский мальчик. Педагогически запущенный. Три переэкзаменовки. Я его тренирую по арифметике. Сейчас дам ему задание и вернусь.
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
Книга В. М. Красовской посвящена великой русской танцовщице Анне Павловой. Эта книга — не биографический очерк, а своего рода эскизы к творческому портрету балерины, прославившей русское искусство во всем мире. Она написана как литературный сценарий, где средствами монтажа отдельных выразительных «кадров» воссоздается облик Павловой, ее внутренний мир, ее путь в искусстве, а также и та художественная среда, в которой формировалась индивидуальность танцовщицы.
В книге описана форма импровизации, которая основана на историях об обычных и не совсем обычных событиях жизни, рассказанных во время перформанса снах, воспоминаниях, фантазиях, трагедиях, фарсах - мимолетных снимках жизни реальных людей. Эта книга написана для тех, кто участвует в работе Плейбек-театра, а также для тех, кто хотел бы больше узнать о нем, о его истории, методах и возможностях.
Анализ рабочих тетрадей И.М.Смоктуновского дал автору книги уникальный шанс заглянуть в творческую лабораторию артиста, увидеть никому не показываемую работу "разминки" драматургического текста, понять круг ассоциаций, внутренние ходы, задачи и цели в той или иной сцене, посмотреть, как рождаются находки, как шаг за шагом создаются образы — Мышкина и царя Федора, Иванова и Головлева.Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся проблемами творчества и наследием великого актера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.