Дорога через Сокольники - [22]

Шрифт
Интервал

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч — ее муж, писатель.

А л л о ч к а }

В а л я } — их племянницы.

М и х а и л — жених, позже муж Вали.

А л е ш к а  В р о н с к и й.

Б о б и к  Л у ж и ц ы н — мальчуган, лет 12.

Т е т я  Ф е к л а.

У п р а в д о м.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Дом в Сокольниках у Оленьего вала, на Шестом просеке. Квартира Сельцовых на третьем этаже. Комната с эркером (фонарем). На стене: негритянский тамбурин со священным изображением Луны, амулеты, лук и перья (головной убор вождя африканского племени мандинго), маска знахаря банту и другие детали этнографической коллекции. Это кабинет ученого-географа, объездившего весь мир. Много книг. Беспорядок.

Вечереет. В комнате темно. Светится только окно-балкон (в первом действии оно слева). За ним чаща осеннего лесопарка, дальше — зарево огней Москвы. Внизу по Сокольническому шоссе пробегают машины. Свет фар скользит по стенам, и тогда кажется, что комната тихонько поворачивается вокруг оси.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а  задремала в кресле. А л л о ч к а  в просторном мужском халате входит на цыпочках, оглядывается. Зажигает свет, проходит к шкафу и роется в книгах. Роняет книгу.


А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Опять вы растаскиваете отцовские книги?

А л л о ч к а. Опять вы заснули в кресле?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Я нахожу их потом в самых неподходящих местах.

А л л о ч к а. Что ж, если человек рассеянный, ему теперь и не читать вовсе?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Пользуетесь тем, что ваш отец в отъезде?

А л л о ч к а. А вы разве этим не пользуетесь?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Что за манера отвечать вопросом на вопрос!

А л л о ч к а. А что за манера спать сидя?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Сколько раз вас просили не трогать дядин халат?

А л л о ч к а. Я в нем как-то отдыхаю душой.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Вы дождетесь, что дядя учинит вам скандал.

А л л о ч к а. Не учинит. Он как прилег после обеда на диван, его теперь до завтрашнего утра не дозовешься. Писатели уважают лежачий образ жизни.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Спит?

А л л о ч к а. Не то спит, не то просто шуршит бумажками, как мышь.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Не шуршит, а работает.

А л л о ч к а. Вы сидя спите, ваш муж лежа работает. Что ж мне теперь, помирать со скуки?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Делайте, что хотите. Но имейте в виду, что убирать за вами некому.

А л л о ч к а (ей в тон). Имейте в виду, что сидя спать вредно.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Вы же меня еще и воспитываете?

А л л о ч к а. В этом доме все друг друга воспитывают. Господи, хоть бы каникулы кончались, поскорее бы в школу! Только там и отдыхаешь душой.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Спортом, спортом надо заниматься, а не шататься из угла в угол. (Делает несколько энергичных приседаний.)

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч (за сценой). Куда пропадают мои вещи?

А л л о ч к а. Дядя?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Я вам говорила?


Аллочка сбрасывает халат и поспешно скрывается.

Из противоположной двери появляется  В л а д и м и р  Я н у а р ы ч — толстый человек в носках. Туфли он держит в руках. Послеобеденный сон не освежил его. Он мрачен.


В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Все кувырком, ничего не найдешь. Когда же мы обзаведемся домашней работницей? Это невыносимо.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Домашние работницы перевелись. Их нет в Москве.

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Как нет?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Так, нет.

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Раздобыли же соседи какую-то деревенскую старушку?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Вот твой халат.

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Зачем мне халат? Или ты думаешь, что я в халате поеду на коллегию?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Но ты искал его?

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Я ищу галстук.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Это Аллочка притащила его сюда.

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Галстук?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Халат. Последнее время твои вещи не дают ей покоя. Теперь она подбирается к отцовской библиотеке. Поговори-ка с ней.

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Странная фантазия подсовывать мне халат, когда я собираюсь на коллегию!

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Я вижу, ты не выспался?

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Не выспался. Думал передохнуть хоть часок. Не тут-то было! Воображение разыгралось, только успевай записывать.

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Аллочка говорит, что ты похож на мышь.

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. На мышь? Нет, я скорее похож на перестоявшуюся доменную печь, которую невозможно остудить, не сломав. (Это сравнение его увлекает.) Где-то здесь закипает металл словесности. Вот он побежал светлой струйкой по руке. Подставляешь бумажный ковш, боясь обронить хоть каплю…

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Володя, довольно!

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч. Почему?

А н а с т а с и я  И в а н о в н а. Ты, как всегда, злоупотребляешь образным мышлением. Я знаю, — зацепившись за домну, ты теперь не скоро успокоишься.

В л а д и м и р  Я н у а р ы ч (смущен). Я уезжаю… Если будут звонить… (Целует ее в лоб.)


Рекомендуем почитать
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.


Анна Павлова

Книга В. М. Красовской посвящена великой русской танцовщице Анне Павловой. Эта книга — не биографический очерк, а своего рода эскизы к творческому портрету балерины, прославившей русское искусство во всем мире. Она написана как литературный сценарий, где средствами монтажа отдельных выразительных «кадров» воссоздается облик Павловой, ее внутренний мир, ее путь в искусстве, а также и та художественная среда, в которой формировалась индивидуальность танцовщицы.



Играем реальную жизнь в Плейбек-театре

В книге описана форма импровизации, которая основана на истори­ях об обычных и не совсем обычных событиях жизни, рассказанных во время перформанса снах, воспоминаниях, фантазиях, трагедиях, фарсах - мимолетных снимках жизни реальных людей. Эта книга написана для тех, кто участвует в работе Плейбек-театра, а также для тех, кто хотел бы больше узнать о нем, о его истории, методах и возможностях.


Актерские тетради Иннокентия Смоктуновского

Анализ рабочих тетрадей И.М.Смоктуновского дал автору книги уникальный шанс заглянуть в творческую лабораторию артиста, увидеть никому не показываемую работу "разминки" драматургического текста, понять круг ассоциаций, внутренние ходы, задачи и цели в той или иной сцене, посмотреть, как рождаются находки, как шаг за шагом создаются образы — Мышкина и царя Федора, Иванова и Головлева.Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся проблемами творчества и наследием великого актера.


Закулисная хроника. 1856-1894

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.